Ричард Форд: Канада

Дорогой читатель!

Несколько мыслей о «Канаде» — первом за последние шесть лет и, на мой взгляд, лучшем пока романе Ричарда Форда. Во что трудно поверить, поскольку за годы своей работы он написал несколько великолепных книг.

Первое, на что вы, наверное, обратите внимание, это интонация и слог рассказчика, которые сопровождают его на пути из Монтаны в Саскачеван. Вряд ли вам доведется в ближайшем будущем прочитать столь захватывающую прозу. Стоит упомянуть и о занимающих дух предложениях, которыми описываются прерии Саскачевана, жестких и мрачных, задумчивых и навевающих дурные предчувствия.

Что касается сюжета, перед нами предстают: герои-двойняшки, грузовики с краденым мясом, ограбление банка, три убийства, одна стычка с воспитанницей школы для сбившихся с пути девочек и окончание, которое нельзя назвать ни счастливым, ни печальным — только очень удачным, дающим искусству возможность отобразить жизнь.

Я понимаю, что моя реакция на «Канаду», издателем которой я стал, может показаться вам преувеличенной, — и вы будете правы. Но недолго — пока не прочитаете ее сами.

«Канада» — плод моего воображения. Каждый персонаж и каждое событие этой книги вымышлены. Сходство с какими-либо реальными людьми мной не подразумевалось, и искать его не следует. Я позволил себе кое-какие вольности с городским пейзажем Грейт-Фолс, штат Монтана, а также с ландшафтом прерий и некоторыми частностями городков, расположенных на юго-западе провинции Саскачеван. Скажем, 32-е шоссе в 1960 году оставалось немощеным, а в моем романе его уже замостили. Помимо этого, ответственность за все недвусмысленные ошибки и упущения лежит на мне.

Сначала я расскажу вам об ограблении, совершенном нашими родителями. Потом об убийствах, которые произошли позже. Ограбление важнее, потому что это оно направило наши жизни, мою и сестрину, по пути, которым обе последовали. И пока я не расскажу о нем, все остальное будет совершенно бессмысленным.

Наши родители меньше, чем кто-либо на свете, походили на людей, способных ограбить банк. Они не производили странного впечатления, не были натурами явно преступными. Никто бы и не подумал, что они обречены закончить так, как закончили. Самые обычные люди — хотя, конечно, разговоры такого рода утратили всякий смысл в тот миг, когда они ограбили банк.

Мой отец, Бев Парсонс, родился в 1923-м, в деревушке округа Маренго, штат Алабама, а школу закончил в 1939-м, уже сгорая от желания поступить в Армейскую авиацию, ставшую впоследствии Военно-воздушными силами. Он явился на один из призывных пунктов Демополиса, прошел подготовку на базе «Рэндальф», что под Сан-Антонио. Ему хотелось стать летчиком-истребителем, но на это его способностей не хватило, и он обучился на бомбардира. Летал на средних бомбардировщиках «Б-25 Митчелл», сначала на Филиппинах, потом над Осакой, сея на землю смерть и разрушение — и для врага, и для ни в чем не повинных людей. Человеком он был обаятельным, улыбчивым, красивым и рослым — шесть футов (в отсек бомбардира забирался с трудом), — с большим квадратным лицом, с которого не сходило выжидательное выражение, выпуклыми скулами, чувственными губами и длинными, привлекательными, женскими ресницами. Отец гордился своими блестящими белыми зубами и короткими черными волосами — как и своим именем. Он никогда не признавал, что для большинства людей Беверли — имя женское. У него англосаксонские корни, утверждал отец. «Очень распространенное в Англии имя, — говорил он. — Вивиан, Гвен, Ширли — там это имена мужские. И никто их обладателей с женщинами не путает». Он мог говорить часами, был человеком широких — для южанина — взглядов, повадку имел обходительную, услужливую, с такой он мог бы пойти в ВВС очень далеко, но не пошел. Входя в любую комнату, он первым делом обшаривал ее живыми карими глазами в надежде найти человека, который обратит на него внимание, — как правило, такими людьми оказывались мы с сестрой. Он любил рассказывать в театральном южном стиле бородатые анекдоты, показывать карточные и иные фокусы — мог оторвать себе большой палец и приладить его на место, заставить носовой платок исчезнуть и вернуться. Умел играть на пианино «буги-вуги» и иногда разговаривал с нами «на южный пошиб», а иногда на «негритянский».