Владимир Карпов - Танец единения душ (Осуохай)

Но главное — работа. Работа не давала ни посидеть, ни пригорюниться. Как для геологов, так и для обогатителей в те годы, летний день был, что и для крестьянина: год кормил. Куда больше, чем для крестьянина: партия и правительство ждали и требовали от искателей стратегически важного для страны минерала реальных результатов.

С рудных дворов рабочие возили галечники в тачках на обогатительные фабрики. Были они все, как на подбор: ладные, с налитыми стальными мышцами, один за другим играючи, в прибежку, под звук железных колес о прогибающийся дощаный настил катили впереди себя тачки, вместимостью по два куба — два центнера — каждая. Какой-то особой породы люди! Потребовалась здесь и Васина сила: он был приметным даже в их ряду!

Спустя годы Алмазная увидела спортивный парад. Атлеты делали гимнастические упражнения. Память играла свои шутки и, люди из прошлого, двигающие впереди себя тачки, предстали сказочными исполинами: тайга им была по щиколотку, и головой они цепляли небеса, затмевая солнце, так что разбивались лучи его, образуя свечение, ангельские нимбы. И шли великаны с улыбками на суровых лицах, с крупными каплями скатывающегося пота по щекам, испещренным ранними морщинами. Шествовали по крохотной земле, словно плыли. Такой привиделся парад!

Груды галечника на маленьких обогатительных фабриках перемалывались в истирателях, отсеивалсь в ситах-грохотах, взбивались в отсадочных машинах. Легкая, большая часть песков — «пульпа» — уходила в отходы — в «хвосты». А «концентрат», полученный из тяжелых минералов, просматривался на рентгеновских установках. Ох, как Агане нравилось смотреть в волшебное оконце рентгеновского аппарата: вдруг раз, и вспыхнет, ударит лучом зернышко! «В мире минералов самым ценным…»

И алмазные отсветы эти со временем стали для нее небесными всполохами, воссиявшей далью былого .

В сиянии небесном, в переливах водного блистания и приплыл он. На плоту, под парусом. Под парусами здесь никто не ходил, поэтому широкий белый лепесток на мачте воспринимался не то верхом чудачества, не то сказкой. Нереальность дополнялась еще и тем, что свежеструганное дерево плота сливалось в солнечных отсветах с речной гладью, и терялось из виду. Казалось, человек просто стоит на воде и движется по течению с крестовиной паруса в руке.

Аганя помнила рассказы бабушки о том, как Христос ходил по воде, и даже картинку в ее доме видела, как Он шел, но ничего, кроме удивления, у нее это не вызывало — а ну, пойди-ка, по воде! Но в серпантине памяти Алмазной Андрей так и остался — движущимся по воде, в домотканой льняной рубахе, да еще, выходило, с крестом в руке.

И в следующие мгновения — в памяти этой — рядом с ним объявлялась, словно вынырнувшая и подсевшая рядом со склоненной головой русалка, она, Елена. И делался зримым плот. И парусом оказывались развешанные на крестовине, распластанные поперек для вяления, крупные рыбины…

Хотя также твердо держала память, что Елена Владимировна и Андрей Николаевич прибыли порознь тогда, каждый со своей партией. Но один день. Так, как сливаются две реки.

Плот появился позже. Его срубил сам Бобков: он был удивительный рукодельник! Аганя помогала ему: так счастлива была, что могла помочь. Когда-то ее мать силком заставляла делать лыко. Местные в их поселке в колхозе работали, а переселенцы, ссыльные, в основном, на сплаве леса. Одни рубили, скатывали вниз по шпалам бревна на коновозке — конь не тащил, а наоборот, удерживал повозку, чтоб не разнесло, не раскатилась по берегу. Другие вязали плоты, третьи сплавляли. А мать как раз тем и занималась, что парила вязки бревен. Якуты, как она потом заметила, вязали плоты сырыми ивовыми прутьями. А у них на верхней Лене было заведено — березовыми. Теперь Агане умение и пригодилось. Она развела большой огонь. Натесала березовой поросли — здесь они чахлые, березки-то, на лыко только и годны. Распаривала до мягкости на огне тонкоствольное деревцо, как ударом пастушьего кнута, цепляла его концом за вкопанный тесаный столб, туго накручивала на столб пареную березу, и выходила прочная мягкая веревка. Аганя смотрела, как Андрей Николаевич умело орудовал топором, стесывая кору лиственника, вязал бревна, будто только этим всю жизнь и занимался, и поднывало сердце. Все мерещилось, как строят они вместе дом, поднимают вагами бревна с двух сторон…

Плот приладили под паром. Работы велись на одной стороне реки, а палатки стояли на другой, подальше от промысла. Бобков спининговал с плота-парома. Рыбу вешал на крестовину, встроенную посредине. Где уж он взял домотканую рубаху с прямым воротом, но любил ее одевать. Елена Владимировна тоже иногда с ним ловила рыбу.