Владимир Карпов - Танец единения душ (Осуохай)

— Останови, — тихо попросила Алмазная.

— Вы что, обиделись на что-то? — притормозил парень.

— Пойдем мы. Пешком. Мне пешком привычнее.

— Ну, баб, — заныл Андрейка. — Баб!

Она вытянула его молча, махнула виновато парню рукой — душевный парень-то, заботливый. И машина у него хорошая. Богатая. А покоя в душе нет.

Андрейка нехотя вышел за бабушкой, но, скоро, из её руки в его, видно, перелилось радостное чувство.

Звезды сверху смотрели. Мир вновь делался удивительным и привольным.

Алмазная могла видеть себя и внука, бредущих по земле, оттуда, из-под небес. Или даже из-за небес. С планет Урана или Нептуна, у которых, как пишут, может, и вся поверхность состоит из алмазов, потому они так и блестят.

Оттуда, с Нептуна и Урана, где они примостились с Андрейкой, хорошо виделась вся Земля. В её Северном полушарии зияла небольшая лунка, выкопанная сорванными с отчих мест, жаждавшими обрести свое, прирасти к родному, людьми. Их души и нашли себе место в ней, как птенцы в гнезде. И те, кто упокоился недалече, и те, кого схоронили в иных землях.

Выше всех, в высь почти необозримую возносился Андрей, прежде других и ушедший. И Елена, какой и была в жизни, величественно устремлялась за ним.

Она ушла совсем недавно. Приезжала — успела напоследок. Постояли рядом. Сделались они теперь похожими. Не было у ни у той, ни у другой повода головы клонить, а внутри маету держать — был.

— Винишь себя до сих пор? — спросила Алмазная.

— Виню, — ответила Великая Алмазница.

— Вини. Я себя во всё время виню.

— Ты-то в чём могла быть повинна?

И Алмазная услышала ту давнюю, давно уже отслоившуюся и отлетевшую в гарь снисходительность, которую знала прежде.

— Я-то и повинна, — тоже снисходительно усмехнулась и она.

Великая уехала, и очень скоро вернулась уже невидимой.

Словно бы напевая, высоко витал образом птицы и сменщик Андрюша. Прозрачные сросшиеся сердечки бились в его груди.

И Бернштейн озоровал, выделывал кружевные петли, как голубь: хоть он и не цыган был, а всё одно — цыган.

Души всех, коснувшихся неодолимого камня, поднимались в полёте, став прозрачными острокрылыми птицами. Уносились в сияющем кружении высоко-высоко, за Уран и Нептун, в бесконечность. Их было много, этих прекрасных птиц, видимо-невидимо, и всем здесь хватало места, и не могли они наиграться, наплаваться в воздушном в танце: в нескончаемом танце единения душ.

Алмазной виделась и старая глубокая лунка с обратной стороны Земли, с противоположной. Над ней тоже кружили дивные птицы. Только их было мало. Очень мало. Они кружили — величественные и навсегда одинокие.

Светящиеся лучи восходили из Северного и Южного полушарий, и Земля казалась тугим клубком шерстяных ниток, нанизанным на вязальные спицы.