Вячеслав Кабанов - Всё тот же сон

27 октября 1967 года я был зачислен в ЦИНТИхимнефтемаш на должность младшего научного сотрудника в отделе технико-экономических исследований и научно-технической информации по химическому, нефтеперерабатывающему, полимерному и целлюлозно-бумажному машиностроению. То есть стал я редактором текстов по чудовищным этим проблемам с окладом девяносто восемь рублей.

В первый рабочий день у меня в кармане обнаружились десять копеек, и в обеденный перерыв я купил пирожок с повидлом, оставив пятак на метро.

Директору ЦИНТИхимнефтемаша

тов. Ротенштейну С.М.

от ст. научного сотрудника отдела НА и

ОНТИ по общеотраслевым вопросам

Кабанова В.Т.

Прошу предоставить мне отпуск с сохранением содержания для сдачи вступительных экзаменов в аспирантуру Литературного института им. Горького с 13 по 20 ноября 1968 г.

Официальное уведомление о допуске к экзаменам прилагаю.

Допуск к экзаменам дался непросто. Для подачи заявления в Литинститут нужна была характеристика, а председатель месткома конторы не захотел мне её дать. Вы, сказал он, не участвуете в общественной работе! Так вы, сказал я, так и напишите, что я, мол, не участвую… На это предместкома возразил:

— Таких характеристик не бывает. Я так не напишу.

Тут я глупейшим образом спросил, а как же быть? И получил достойный ответ:

— А вы участвуйте в общественной работе! А года через два поступите.

Тогда я написал в ханты-мансийскую тайгу, и очень скоро директор школы характеристику прислал. Она была в восторженных тонах и озадачила меня одним моим странным достоинством. Там утверждалось (совершенно ложно), что я прекрасно знаю русскую и зарубежную литературу, но к святой этой лжи прибавлялось следующее:

«Несмотря на это, он всё равно продолжает всё время читать!»

Сначала я немного взволновался, а потом в мою голову пришёл наконец-то умный вопрос: да кто же там в Литинституте станет читать мою характеристику?!

Однако требовался вступительный реферат.

Тут я вспомнил про доклад для спецсеминара, сделанный на четвёртом курсе. К этому времени мы с Иркой уже догадались, что надо выбирать не тему, а руководителя. Вернее так: что руководитель важнее темы. Вот мы и выбрали Константина Николаевича Ломунова, хотя к Толстому тогда особой тяги не было. А темой выбрали незавершённую работу Льва Толстого над романом о Петре Первом. Профессор Ломунов был мягок и широк, он разрешил нам сделать вдвоём один доклад, но разделённый на две части.

Мы сделали, и наш доклад произвёл на доброго Константина Николаевича сильное впечатление, конечно, на фоне остальных, весьма похожих на сочинения восьмого класса.

Но что удумал профессор Ломунов! Ведь он в то время был, помимо профессорства в институте, директором музея Л.Н. Толстого. И вот, подумать только, он предлагает сжать обе части доклада в одну и мне (!) прочитать этот сжатый доклад в музее, куда он специально пригласит московских толстоведов, дабы они послушали. Могли ли мы, мог ли я отказаться?

Я сам тому не верю, но я читал. Со лба лил обильный пот, а мне казалось неудобным его утереть, это бы явно значило, что я потею; и я ронял на свои листочки крупные капли, с трудом промаргивая затекающие глаза. Так, сам страдая, пытал я живых ведущих толстоведов Страны Советов, и пытка длилась сорок пять минут.

Реплика была одна. Незнаемый мною учёный сказал:

— Сообщение Эйнштейна о теории относительности длилось двенадцать минут.

Остальные выдержали пытку, не вымолвив ни слова, как настоящие герои, и ушли на свободу с чистой совестью. Только добрый садист Константин Николаевич поблагодарил меня за проделанную работу.

Вот об этом докладе я и вспомнил. Преобразить его в реферат, немного подчистив и подшлифовав, было делом нехитрым…

Коваль был осведомлён о моих обстоятельствах и взял мой реферат, чтобы его показать Михал Палычу Ерёмину. Михал Палыч преподавал в Пединституте ещё при Юрке и Юрку, конечно, любил, а вот теперь он преподавал в Литинституте. Заметьте! А я его не знал.

Вот Михал Палычу-то Юрка мой реферат и всучил на том условии, что, если не говно, то Михал Палыч поспособствует, а если говно, то и говорить не о чем. Юрка любил выражаться именно так.

И вот, в один прекрасный вечер, встречаемся мы в мастерской у Юры, и Михал Палыч говорит, что реферат очень даже ничего . Особенно ему понравилось то место, где я привёл большой фрагмент толстовского текста и выразился о нём как о художественно несостоятельном.