Вячеслав Кабанов - Всё тот же сон

— Закрой дверь, храни тепло в комнате! — кричит мне с геленджикской террасы Ирина, а я не понимаю, зачем мне его хранить, и вообще — откуда он взялся? Ведь я его сегодня не варил…

Она же снова:

— Храните плов комнате!

Ну, ладно, дверь закрою… Ведь мы теперь в горах. Только откуда плов?

И в ночь на две тысячи уже пятый год я прижимаю эту женщину опять к своей груди и мысленно так нежно говорю: «Ну вот, чёрт побери, ты, кажется, добилась своего. Я всё-таки тебя действительно, наверное, люблю и, может быть, теперь уже навеки!»

И я заканчиваю книгу, когда Москва ещё не прожила свою сложную и утомительную зиму , — так назвал когда-то нашу зиму Иван Бунин.

Москва прожила свою сложную и утомительную зиму. А потом прожила Великий пост, Пасху и опять почувствовала, будто она что-то кончила, что-то свалила с плеч, дождалась чего-то настоящего. И было множество москвичей, которые уже меняли или готовились изменить свою жизнь, начать её как бы сначала и уже по-иному, чем прежде, зажить разумнее, правильнее, моложе…

Бог мой, ведь Москва и сегодня такая, чего с ней только не делали!

Когда всё это Бунин написал? Напечатал в Берлине в 1924 году, а писал, конечно, раньше, вспоминая (или воображая) себя — студента, живущего в гостинице «Северный Полюс» на Арбате.

Вот и пришло весёлое это время отъезда из Москвы «к отдыху на дачах, на Кавказе, в Крыму, за границей…» И вот уже катит студент на легковом извозчике за полтора целковых, мягко катит на дутых шинах вдоль Кремля, проезжает Ильинку, Покровку: ему ведь на Курский, на юг…

Что Бунин узнал бы в Москве, воротись он сюда году в пятидесятом? Он и Кремля бы не узнал. Только увидел бы, что здесь, в Москве, всё та же сложная и утомительная зима, которую надо прожить и стать разумнее, правильнее, моложе. Господи! Пусть хоть этот, не такой уж весёлый, закон Москвы остаётся у нас неизменным! Ведь что-то должно же оставаться…

Скоро и нам собираться туда, на Кавказ, по давным-давно простывшим следам знакомого студента, по тихо остывающим следам упокоенной нашей родни. Туда, туда, к югу, где с каждым годом всё трудней узнавать всё то, что так давно и так близко нам было когда-то знакомо.

А есть ли там, в родном Геленджике хоть что-то неизменное, ну, хотя бы что-нибудь, хоть как зима в Москве?

И вот уже не первый год мы видим: наш милый нежный Геленджик, как и Москва, проживает каждый раз свою сложную и утомительную зиму. Он проживает её стойко и строго, чтобы после начать снова жить, но уже разумнее, правильней, моложе. Геленджик убирает и благоустраивает дворы, не собираясь их покидать, а напротив, готовясь к приезду гостей, не только из Москвы, но и со всей Северной России. Таким вот странным образом Москву и Геленджик зима соединила — как будто бы и разная, но одинаково сложная и утомительная, пробуждения ждущая.

Есть однако в этих южных благословенных краях и что-то своё, вовеки неизменное.

Если уйти подальше от ближних бывших райских кущ, куда уже не ступит нога человека, и вдруг увидеть дальнее море и дальние горы, покрытые барашковым лесом, и — главное — небо — в бесконечно торжественном величии, открытом только чистому взгляду, — тогда, как не сказать, если это увиделось, — это всё ещё вечно живущая Божья земля.

Только с каждым разом, чтобы это увидеть, уходить надо дальше и дальше, пока совсем не уйдём куда-то туда, откуда не возвращаются, оставя другим разбираться, что и где здесь когда-то было.

И всё же плова не было в тот день. Я это помню точно. А вот кефаль была. Принесённая с базара, она ещё пахла живым дальним морем, и чешуя её сверкала серебром. И только потом, уже уложенная по-царски в лучшее наше блюдо, она покрылась тусклым золотым отливом.

12 ноября 2005 года

23 июля 2006 года

Через несколько месяцев после написания этой страницы прочитал я в публицистическом сборнике Наума Коржавина «В защиту банальных истин» следующее: «Для того, чтобы выжить, надо было забывать, точнее — не вспоминать. Это забвение тогда и потом было путём и способом жизни и выживания всего населения страны».

По старому стилю.

Речь идёт о книге Евгении Гинзбург «Крутой маршрут», ходивший в то время в «самиздате».

Ardis Publishing Company (США), 1977.

А ведь и это о том же, чего никак не хотят у нас принять: что ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ СВЯЩЕННА И НЕПРИКОСНОВЕННА. Только это даёт человеку свободу. Неважно, роскошные это палаты или ветхая землянка с разбитым корытом.