Вячеслав Кабанов - Всё тот же сон

Ночи проходят, и кончаются сны, наступают утра. Иногда бледный лучик, но свежий, живой, пробьётся сквозь узорчатую штору, и заиграют пылинки в его прямизне.

Легки и радостны сны, когда вспоминаешь о них, жмурясь от лучика, а на столе у тебя листы бумаги, и там строчки, строчки… И весело дышать, говорить, куролесить, и так ароматна сигара…

Иоанн покидает дворец, в руке его посох, на плечах перемётная сума, и — голубое небо над ним, и — долины, нивы, горы, воды — вокруг и впереди. Господи, как хорошо и свободно!

Мы живём теперь каждое лето у небольшой горной речки. Черкесское имя её Яшамба . Она течёт с нисходящих уже отрогов Главного кавказского хребта и скромно вливается в Голубую бухту Чёрного моря, за Тонким мысом, западнее аэропорта. В засушливое лето наша речка почти пересыхает, вернее, уходит местами под галечное дно, и всё равно живёт. Повыше левого её берега, на склоне пологого ущелья стоит наш летний дом.

Когда этого дома совсем ещё не было, мы жили летом в шаткой деревянной будочке. Электрический свет к нам тогда не поступал, воду брали мы у соседа. На маленьком пригорочке, под куском ржавой сетки, уложенной на обломки кирпичей, разжигал я собранный в лесу сушняк — здесь готовилась пища. Под дождём наш домик протекал, мы подставляли тазики, туда-сюда переставляли спальные места, желая обмануть дождевые струи. Нам хорошо жилось в этом домике. Мы были счастливы. Здесь я начал писать свою книгу.

А потом началось строительство дома. Было много шума, криков и бестолковости. Временами казалось, что ничем путным это не кончится. И вот пришёл к нам природный строитель. Звали его Георгий, и был он по виду старик.

Дом строился из шлакоблоков, каждый размером с четыре кирпича. Нести тяжеленный этот блок нужно двумя руками, переложив основной его вес себе на живот. Старый Георгий наставлял молодых, держа в каждой руке по блоку, просунув пальцы в полые их углубления. Он делал всё сразу, точно и навсегда. Когда вдруг оказалось, что одной двери не хватает и стали спорить, кто в этом виноват, Георгий огляделся, подобрал несколько отброшенных за ненадобностью досок, ухватил свою самодвижущуюся от прикосновения его руки ножовку и — чик-чик, стук-стук — минут за десять сотворил дверь, точно пришедшуюся в размер дверного проёма. Сейчас этой двери больше десяти лет, и менять её не приходит нам в голову.

Георгий знал, как построить, и мог построить дом любого размера и назначения. Такие, как он, когда-то построили старый Тбилиси. А Георгий для своей немалой семьи выстроил сказочный дом с бассейном. К просторному бассейну вёл гладкий каменный жёлоб. Он начинался на взгорочке за кустом садовой ежевики. В бассейне плескались внуки, а Георгий шёл домой с работы с двумя большими арбузами под мышками. Притаившись за кустом, он пускал по наклонному жёлобу арбузы и обнаруживал себя чуть позже, насладившись внучьим визгом после плюхнувших в воду арбузов.

Беда была в том, что жили они в Кировограде (на территории Азербайджанской ССР). До времени никто беды в этом обстоятельстве не предполагал. Когда же с азербайджанской территории стали изгонять армян, Георгия поначалу не трогали. Соседи-азербайджанцы любили его и уважали. Называли ласково — Жора. А Жора и сам объявил, что никуда отсюда не уйдёт, что он никого не боится, и в случае чего у него есть две двустволки. Когда же армянская семья осталась последней, к Жоре пришли самые почтенные и добрые соседи:

— Ты, Жора, знаешь, как мы к тебе относимся, но ты до завтра уйди. Так надо. Тебе так будет лучше.

И чтимый соседями Георгий со всем семейством ушёл из сказочного дома, унеся с собой то, что можно унести на руках.

Один из сыновей строителя Георгия живёт теперь в Геленджике. Он бьётся, бьётся, устраивая дом своей семьи. У него терпеливая жена именем Гаянэ и два неудержимо растущие сына.

Мир этого постепенно возводимого дома держится на справедливости отца и молитвенной заботе матери. В старшем сыне прослеживается храбрость вырастающего воина, а младший, кажется, обещает собою создать опору для семьи на науке учёного .

Я стою у растворенного окна, уже совсем вечер, темны кроны деревьев, за ними едва различается линия гор, всё постепенно сливается в ночной неразличимый пейзаж. Только что отплакали свою преднощную песнь шакалы, и вот уже завели цикады трескучий, такой уютный концерт. В небе две ранние звезды, но вот-вот сюда пожалует Большая Медведица. А в конце уже совсем невидного сада так хорошо шумит наша речка. Живая шумит Яшамба.