Виктор Левашов - Третья половина жизни

Разбудил нас чад сгоревшего мяса. Утка обуглилась, ужин не состоялся. Но состоялось нечто большее, Лиза вошла в мою жизнь. Что это значит для нас, я ещё не вполне понимал.

Она провожала меня на Имангду, встречала осенью после возвращения отряда в город. Писала бесхитростные тёплые письма, которые в лагерь доставлялись на вертолёте.

О будущем мы не говорили. Она знала, что я женат и рано или поздно вернусь в Москву. Будущего не было, было только настоящее. Была моя комната в мужском общежитии с узкой односпальной кроватью. Когда Лиза приходила ко мне и оставалась на ночь, поворачиваться на ней приходилось одновременно, как по команде. Даже когда мне дали квартиру и я обзавёлся широкой тахтой, эта привычка у нас сохранилась.

О любви мы тоже не говорили. Она из-за природной застенчивости, а я из-за писательского снобизма. Слова о любви казались мне донельзя затертыми, не выражающими ничего. Но других не было. Все слова о любви, какие я знал и какие сумел придумать, я сказал ей за полтора года её болезни, когда она не могла говорить. Она отвечала мне слабой улыбкой и прикрывала глаза в знак того, что она меня слышит.

Её болезнь назвалась БАС, боковой амеотрофический склероз, одна из форм рассеянного склероза. Начинается с атрофии мышц. Когда я прочитал в медицинской энциклопедии, что БАС всегда кончается летальным исходом, я похолодел и вырвал эту страницу, чтобы она не попадалась мне на глаза. Медики не знали, что вызывает болезнь, но я знал. Больше месяца Лиза пролежала в Институте неврологии, каждый день я проводил там по несколько часов и разговаривал с другими больными. Мужчин среди них не было, только женщины. И у каждой толчком к болезни послужило сильное нервное потрясение. У кого-то в автокатастрофе погиб муж, кого-то перепугала соседская собака. Стресс не всегда был одномоментным, он накапливался в организме, как соли тяжелых металлов в костях. Так случилось с Лизой. И причиной её болезни почти всегда был я.

Когда-то я написал в пьесе о взрыве на норильском руднике, при котором погибли два горняка:

– Разве не убиваем мы тех, кто нас любит, когда пьём, врём, вытворяем разные пакости? Тебе просто не повезло. Если бы твой отец был бухгалтером, а не горняком, ты так бы и не узнал, чем оплачивается твоя жизнь. Арифмометры не взрываются. А может, взрываются? Только мы не слышим.

Вот так всегда. Сначала напишешь, потом понимаешь, что написал.

Ещё в ту далекую весну на Имангде я запомнил чувство, которое возникало, когда останавливаешься на сопке и оглядываешься на свою лыжню. Она всегда уходит очень далеко назад и теряется в распадках. Как жизнь, которую уже прожил.

Лыжня, которая привела меня в Норильск, тянулась через Москву, Среднюю Азию, комбинат «Североникель» на Кольском полуострове и пять студенческих лет в Ленинграде, от которых остались только воспоминания о промороженных трамваях, громыхающих по Московскому проспекту, и пронизывающих ветрах на набережной Невы. Пусть Лизы от посёлка под Архангельском, где она родилась, был таким же длинным и извилистым.

Она окончила факультет дошкольного воспитания в местном пединституте, взяла распределение в небольшую архангельскую деревню, преподавала в начальных классах. На молоденькую учительницу положил глаз местный тракторист, первый парень на деревне, сын председателя колхоза. На его ухаживанья она не отвечала, а он не привык, что ему отказывают, однажды взял её силой и предложил идти за него замуж. Она отказалась. Уголовное дело за изнасилование стараниями отца замяли, а Лиза взяла в райкоме комсомола путёвку и улетела в Дивногорск на строительство Красноярской ГЭС.

Об этом она мне рассказала сама, выдав этот случай за историю своей знакомой. Но я понял, что она говорит о себе.

Года через два после нашего возвращения в Москву Лиза сказала, что очень хочет побывать в Норильске, в котором прожила около пяти лет. Я организовал поездку через Красноярск. Там мы сели на рефрижератор и четыре дня плыли до Дудинки по Енисею. Но перед этим съездили в Дивногорск. В автобусе Лиза встретила девушку, с которой когда-то работала зольщицей в кочегарке. Они были ровесницами, но выглядела её знакомая лет на сорок. Позже, когда я смотрел репортажи о покорении Енисея, я всегда её вспоминал.

В Дивногорске Лиза надолго не задержалась, завербовалась в Находку на рыбопромыслы. Там познакомилась с солдатом из Норильска, проходившим срочную в погранвойсках, и вышла за него замуж. Они вместе прилетели в Норильск и поселились в квартире родителей. Но семейная жизнь не заладилась. Муж хотел ребенка, а она всё никак не могла зачать. Родители мужа тоже встретили невестку не очень доброжелательно. Кончилось тем, что они разошлись, она устроилась воспитательницей в детский сад и получила койку в женском общежитие. Здесь наши лыжни и сошлись.