Елена Колядина - Под мостом из карамели

– Если можно, если мне разрешат, я хочу работать в хосписе, – почти шёпотом попросила помощник режиссёра.

– Кто мы такие, чтобы не разрешить, – заметил батюшка. – Но вы понимаете, что такое хоспис?

– Да, я очень хорошо это знаю.

– Там умирающие люди.

– Я хочу быть рядом с ними.

– Военный госпиталь и автобус «Милосердие», – дружно заявили два компьютерщика.

– ВИЧ-центр, – спокойным голосом сказала главный бухгалтер, но вдруг стала беспомощно крутить обручальное кольцо, а потом уронила на пол сумку.

У Леты защемило сердце – у каждого из этих людей была своя сокровенная тайна, требовавшая искупления.

– Готов помочь одиноким людям с ремонтом бытовой техники, компьютера, могу предоставить свою машину для перевозок, отвезти нуждающегося в храм, – сообщил инженер метрополитена. – Работаю по сменам, готов участвовать в группе немедленного реагирования.

– Ох, как вы нам нужны, – воскликнул батюшка. – Тогда мы прямо на следующей неделе повезём с вашей помощью вещи из Центра гуманитарной помощи в интернат.

– Можно мне с отказничками, в детской больнице? – умоляюще, словно дело было запретное, попросила воспитатель детского сада.

– Вы же на работе целый день с малышами, не устали от них? – заинтересовался батюшка.

– В садике у меня в этом году шестилетки, а я очень хочу с грудничками. Знаю много стихов, потешек, пестушек, развивающих игр.

– Замечательно! Имейте в виду, в детском отделении требуется санитарная книжка, вам придется оформить её за свой счет и сдать старшей медсестре.

– Я всё сделаю! – заверила воспитатель и потерла щеку.

– Не стесняйтесь задавать вопросы.

– Скажите, пожалуйста, – спросила главный бухгалтер. – А мы должны быть миссионерами, приводить людей в православную веру?

Глупый вопрос, было написано на лицах добровольцев, ответ очевиден – конечно да.

– Нет, не должны, – вдруг к всеобщему недоумению ответил батюшка. – Дескать, я тебя сейчас умою, а ты за это перекрестись. Я вам стакан воды подам, а вы свечку поставьте. Нет, ни в коем случае.

Все растерянно посмотрели на батюшку – но разве их добровольческое войско не для того создаётся, чтобы укрепить и приумножить ряды православных?

– А в чём тогда наша главная задача? – подняв руку, как в школе, спросила Лета.

– Задача у вас только одна – поделиться своей любовью.

Все переглянулись и, чувствуя облегчение – оказывается, всё просто, заулыбались. А батюшка улыбался счастливее всех.

– Вы не должны подменять государственные социальные службы, у вас другая цель – прийти к человеку, уставшему ждать тепла, потерявшему надежду, и всем сердцем сказать ему: «Вас любят!».

Лета сияла. Она поняла, почему злилась, идя на встречу. Потому что думала, что придётся пережить унизительный отбор на право любить ближнего: её обыщут на наличие нательного креста, проверят на знание молитв, потребуют назвать-таки имя духовника и принести от него письменное благословение. Но батюшка стоял возле моста через бурную житейскую реку, чтобы помочь перейти её, не проверяя идущих на крепость веры, и не сомневаясь ни в одном из пришедших.

Просто любить – это Лете по силам, она сможет! Ей казалось, из её сердца, как из скворечника, выпархивают птицы и разлетаются с ликующими трелями, славя жизнь. В подземельной столице бескрайней сырьевой империи, прямо в её центре, она всё-таки нашла укромное место, где никто не заводил речи о деньгах и не оценивал друг друга по прайс-листам.

Время, в которое жила Лета, было тёмное. Слова «бескорыстие» и «чужая боль» уже более двадцати лет находились под запретом. Простодушных людей полагалось осыпать насмешками. Пожилые, не имея других доступных развлечений, смотрели телевизор, на который была возложена задача уверять несчастных, что они счастливы, а всё, что осталось от страны – сильное государство и великая держава. Всех, кто работал на нужды народа, называли «бюджетники», то есть проедавшие бюджет, и стали они презреннее мытарей, от чего озлобились. Детей в открытую, не таясь, вели в места, названные «Центр планирования семьи», и там научали, как делать, чтобы не рождались люди, и уверяли, что счастливы утробы, никогда не рожавшие, и сосцы, никогда не питавшие. Детей почти свободно продавали, и имевший средства мог приобретать их для любых своих надобностей. Богатым людям разрешалось покупать внутренние органы бедных. Продавалось абсолютно всё – дома вместе с жителями, кровь новорожденных, берега великих рек и поля кровавых битв. Человек, имевший мало денег, был самым презираемым и униженным. Найти место, где можно было свободно говорить о бескорыстии и милосердии, было почти невозможно и даже опасно. Поэтому добровольцы чувствовали себя первыми христианами, собравшимися на тайную встречу. Всякая такая встреча всегда завершалась общей трапезой, традиция не прервалась за два тысячелетия, только преломить предстояло фруктовые рулеты и ореховые бисквиты.