Елена Прудникова: Мост через огненную реку

Черных балахонов не было. Не было уходящих во тьму сводов, лохматого пламени факелов и мечущихся по стенам причудливых теней, пятиконечных звезд-пентаклей, жертвенного стола с растянутой для пытки девушкой… Того, что многие века сопутствовало жизни поклонников Князя, чем бредили его адепты, о чем с суеверным ужасом перешептывалось простонародье. Да, если бы все эти непосвященные или малопосвященные увидели их сейчас, разочарование было бы жестоким. Но не было черных балахонов – здесь над всем этим смеялись.

Была уютная гостиная, зимняя ночь за отмытыми до зеркального блеска стеклами окон, высокие кресла и низкие диваны, свечи, камин, красное вино в узорных стеклянных стаканах… Словно бы компания друзей собралась мирно скоротать вечерок. Разве что одежда у всех пятерых была разной, но и собравшиеся в этой комнате приехали с разных концов континента, от мойзельских предгорий до эзрийского побережья. Сторонний наблюдатель удивился бы, зачем столь непохожие люди собрались вместе, – но главного не заподозрил. Того, что эти пятеро – магистры высшего круга церкви, слухи о которой передаются шепотом после третьей кружки крепкого вина, когда с неодолимой силой тянет на страшное и запретное. Оттого-то их круг и назывался высшим, что в нем обряды были не нужны, а символы не имели значения. Соблюдалось разве что число пять, но и то скорее, как дань традиции.

– Кстати, о происках врага… – Высокий смуглый человек в золотисто-коричневом, по последней моде, эзрийском халате, перехваченном расшитым жемчугом поясом, отставил стакан и засмеялся. – Вы видели последнее руководство ольвийского Священного Трибунала? Монахи превзошли самих себя! Тайное священнодействие магистров просто великолепно! Наше единственное одеяние, представьте себе, составляли черные мантии с алыми пентаграммами – у вас есть такие мантии, друзья мои? Я, пожалуй, заведу – эта идея достойна воплощения! На переднем плане – жертвенный стол с обнаженной девственницей, к которой мы во всеоружии устремились. А уж размеры нашего всеоружия… Монахи мне польстили: не скажу, что я плох, но все же я мужчина, а не жеребец. На заднем плане некто совокупляется не пойми с чем: если судить по рогам, то с козой, если по хвосту – с крокодилом. Только монахи могут с таким удовольствием живописать подобную похабщину…

– Сказки для быдла! – промолвил другой, в сером, вышитом золотом камзоле. Длинное равнодушное лицо брезгливо поморщилось. – Девственница!! – он поморщился сильнее, красиво вырезанные ноздри вздернулись над крохотной бородкой-«капелъкой». – Да еще на жертвенном столе!!! Зачем вы читаете эту пошлятину?

– Герцог, ну что ж вы шуток-то не понимаете! – продолжал скалить белоснежные зубы эзриец. – А чтение сие не только забавно, но и весьма полезно. Я могу с ходу назвать вам три причины. Во-первых, следует знать оружие врага. Во-вторых, эти книги содержат немало страшных описаний пыток и казней, которыми хорошо пугать наших козликов. В-третьих, надо иметь представление: на что вскидываются монахи. На пентакли? Отлично, завтра главный наш символ – пентакль, пусть монахи ищут их и жгут их владельцев. И долгополым занятие, и нашим полезно – риск придает жизни пряность и аромат.

– Ладно, друг, хватит о монахах, – заговорил молчавший до сих пор пожилой чернобородый человек в темной одежде горца, единственным ярким пятном в которой был драгоценный кинжал на поясе, знак власти биро, старейшины мойзельского клана. – Поговорим лучше о девственницах, даже если вы их и не любите.

– Яне люблю? – вскинул голову эзриец. – Только не скажите такого при моих беках, вы меня опозорите…

Биро, не принимая шутки, молчал, дожидаясь, когда собеседник настроится на серьезный лад. Дождавшись, продолжал, как ни в чем не бывало:

– Вы нашли ее?

– Разумеется! – человек в халате легко поднялся и взял со стола лист бумаги. – Не зря же я кормлю наших астрологов. Она живет на севере Ольвии. Ей пять лет, мать – вдова дровосека, в семье еще четверо детей. Это ваш удел, герцог, возьмите…

– Превосходно, – пробежав глазами бумагу, промолвил человек в камзоле. – Такого ребенка получить легче легкого: если мать продаст – купим, если откажется – украдем.