– И что потом? – поинтересовался горец.
– Не беспокойтесь, биро! Мы тоже не зря свечи жжем. Место для крошки готово. Знатная семья, в ней тяжело больна шестилетняя девочка. Ее смерть можно ускорить, а малышку взять на ее место. Года разницы никто не заметит. Дальше – все просто.
– Уж не ваш ли это дом? – поднял бровь эзриец.
– Это слишком важное дело, чтобы доверять его кому-то еще, – все так же спокойно, без тени волнения ответил герцог.
– А мужчина? – продолжал чернобородый. – Вы нашли рыцаря?
– Рыцари – это вотчина князя. Наши предсказатели не сильны в воинской магии…
Слово «князь» эзриец промолвил нарочито буднично, самим тоном подчеркивая, что произносится оно с маленькой буквы и обозначает всего лишь титул, не более того. Смуглый худощавый человек в темно-красной куртке и черных широких штанах тронул длинные висячие усы, тонко улыбнулся:
– Полагаю, он еще не мужчина. Хотя поручиться не берусь. Тринадцать лет, знаете ли, интересный возраст…
Герцог взглянул на лист гороскопа и нахмурился.
– Что-нибудь не так? – поинтересовался мойзелец.
– И да, и нет. Хорошо, что мальчика не надо вводить в круг знати. Он родовит так, что до него далеко даже королю. Что же касается остального – тут, увы, все не так просто, как мне бы хотелось. Трудная семья и трудные люди. Они ограниченны, упрямы, довольствуются тем, что лежит в корыте, и мало ценят свободу…
– Не так просто, но и не так сложно, я полагаю…
Все головы обернулись к говорившему, как подсолнухи к солнцу, так что сразу стало ясно, кто здесь главный. Синий халат первого из магистров ничем не отличался от таких же халатов тайских монахов, длинная седая борода была так же подвязана синей лентой. Лишь в карих пронзительных глазах не было смирения и спокойствия, свойственных адептам царевича-созерцателя Айрумини.
– С мужчинами всегда проще. Надеюсь, наш красавец не обречен монашеству?
– Ну что вы! – усмехнулся герцог. – Это было бы оскорблением для семьи. Согласно королевским хроникам, шестнадцать поколений военных, и ни одного исключения.
– Тогда стоит ли беспокоиться? – все так же тихо и мягко, хоть на хлеб его голос намазывай, продолжил старик. – Биро, кажется, у вас есть поговорка… не помню, как она звучит на мозеле, но переводится примерно так: не беспокойся о жеребце…
Раскатистый смех человека в черном метнулся, отражаясь от стен, пламя свечей в подсвечнике на столе заколебалось…
– Жеребца учить не надо – так точнее….
– Именно. Пока что все идет, как записано в предсказании. Когда придет время, мы найдем, что сказать нашему красавцу. А пока пусть живет, как живет…
ЭНТОНИ БЕЙСИНГЕМ, ГЕРЦОГ ОВЕРХИЛЛ
Летнее солнце старалось вовсю, и луга одуряюще пахли цветами. За то время, пока шла война, трава выросла коням по колено. И все равно войско разбрелось по обе стороны дороги – лучше трава по колено, чем пыль глотать. Королевские конники сонно кивали головами – словно бы на травянистых обочинах вдруг выросли и закачались под ветром гигантские красные маки. Давно скинувшие не только куртки, но и рубахи головорезы из пограничной стражи нестерпимо медленно пели какую-то из своих походных песен, тех, что под шаг лошади. Они все на один манер, эти степные баллады – про коней, атаманов, смерть и покинутых жен.
«Много они думают о женах, жеребцы, ни одной самой затрепанной юбки не пропустят», – невольно подумал Энтони Бейсингем, вслушиваясь в слова песни.
Он тряхнул головой, отгоняя соблазнительные мысли о юбках, верхних, а пуще того нижних. Оглянулся, подумал, что надо бы собрать авангардный полк в колонну, но лишь лениво махнул рукой – зачем? Победа ведь! Это на войну надо ехать строем, а с войны можно и так – трава по колено, песни, и знойный воздух колышется над дорогой… Жарко!
Он бы и сам разделся, по примеру стражников, но воспоминания о приличиях, еще сохранявшиеся где-то в уголке разомлевшего от жары мозга, удерживали: не подобает полководцу, едущему во главе победоносной армии, уподобляться полудиким степным коневодам. Так что Бейсингем скинул только мундир. Пропотевшая рубашка липла к телу – жаль, дамы не видят! Мокрая ткань куда лучше, чем нагота, подчеркивает телесную красоту. А уж чем-чем, а этим лорд Бейсингем, герцог Оверхилл, мог законно гордиться.
Любимица Марион шла, как лодочка по тихой воде. Боевой конь генерала следовал в обозе, а во всех прочих случаях жизни он ни на кого бы не сменял свою гнедую кобылу, да и в бою менял ее не потому, что не доверял Марион, а потому, что берег. Он взбодрил лошадь, пустил ее легкой рысью – и вдруг рванул галопом, и тут же слева от дороги с гиканьем сорвались обрадованные стражники. Проехав полмили, Бейсингем снова перешел на шаг, пытаясь утереть мокрым насквозь рукавом мокрое лицо. Как же все-таки жарко…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу