Елена Колядина: Дверь на черную лестницу

Супер! Я еду в Петербург! На все зимние каникулы!

Последний раз я была в Питере давным-давно, пять лет назад – целая вечность, хотя там живёт родная бабуля, Тамара Павловна.

Почему так получилось?

Когда мне было восемь, бабушка приехала к нам, в Череповец, «присматривать за бесхозным ребенком». Бесхозный ребенок – это я: во втором классе я наотрез отказалась ходить в продлёнку, а встречать из школы и разогревать мне обед оказалось некому.

– Бросай работу, – решительно сказал папа моей маме. – Как-нибудь прокормлю вас, с голоду не умрём.

– Скажите пожалуйста! – возмутилась мама. – Он нас прокормит! Почему бы тебе свою работу не бросить? Я не собираюсь хоронить себя на кухне, не для этого второе высшее образование получала.

Как раз тогда мама, учитель английского языка, окончила факультет психологии и с жаром работала в социальном центре для мальчиков-подростков.

Папа громко втянул носом воздух, нервно произнёс: «Я спокоен, я абсолютно спокоен», подошёл ко мне, поцеловал в макушку и ласково сказал:

– Машуля, походи в продлёнку ещё одну четверть! Всего одну! А Дедушка Мороз тебе DVD-плейер принесет.

– Нет, – отказалась я и вцепилась в любимого мягкого медвежонка цвета вареной сгущёнки, словно он мог спасти от ненавистной продлёнки. – Там мальчишки толкаются, на прогулку строем водят, а запеканку я вообще ненавижу! Ну почему я не могу после школы домой приезжать?

– Маша, не дури! – вскипела мама и довольно нелогично – вот тебе и психолог! – добавила: – Ты уже большая девочка и должна понимать: ты еще маленькая сама ездить из школы и открывать дверь двумя ключами!

Папа тяжело вздохнул – «придётся кланяться бабушке» – и пошёл искать телефон.

Бабуля, бодрая, энергичная, громогласная – сказывались сорок лет работы в шумном цехе ленинградского оборонного завода – приехала через неделю и задержалась на пять лет.

– А что делать, ребёнка надо поднимать, – в очередной раз громко сообщила она по телефону петербургской подружке Раисе Романовне.

Чтобы комната в коммуналке, в центре города, на Садовой, не пустовала без толку, бабуля решила сдать ее квартирантке: скромной, аккуратной студентке.

«Да только где такую найдешь?» – вздыхала бабушка.

Но девушка – вот удача! – нашлась сама: в Петербург приехала учиться внучатая племянница Раисы Романовны, не захотевшая жить в однокомнатной квартире с дальней и почти не знакомой родственницей – одной удобнее, свободнее, сама себе хозяйка.

Раз в полгода бабушка ездила в Питер проверить, как она выражалась, «порядок в танковых войсках», и каждый раз не могла нахвалиться на Юлечку: никаких татуировок, пирсингов, голых животов, вся в учёбе, занимается научной работой – исследует родословную дворян старинной российской фамилии.

Однажды бабуля вернулась озабоченной, её явно что-то беспокоило, она надолго погружалась в свои мысли, бессвязно бормотала под нос и тревожно глядела сквозь меня.

Совершенно случайно я услышала ее разговор с Раисой Романовной, впрочем, тогда я из него ничегошеньки не поняла!

– Рая, может, освятить, икону повесть? Что ещё в таких случаях делают – чеснок? кол осиновый? С чего ты взяла, что я смеюсь? А вообще-то я ни во что такое не верю, потом всегда выясняется, что это магнитная буря или мираж, солнечное затмение. Рая, ты не помнишь, в тот день не было магнитной бури? Тогда это вспышки на солнце, по телевизору говорили, из-за них даже компьютеры с ума сходят, что уж говорить о людях? Но меня все-таки колбасит, как выражается моя внучка, как вспомню это… эту… Хорошо, хорошо, молчу! Ты права: не поминай лихо, пока оно тихо.

Чеснок, кол осиновый?! В фильмах это оружие применялось против вампиров, оборотней и – ой, господи! – оживших покойников.

Меня распирало любопытство, но что-то подсказывало: расспрашивать бабулю на эту тему бесполезно, она явно старалось сохранить таинственные события в тайне.

Впрочем, вскоре неунывающая бабуля опять повеселела, и я на время забыла загадочный телефонный разговор.

А прошлой осенью Юлечка сообщила бабушке: она пишет диплом и летом съедет из комнаты, собирается учиться дальше за границей – «тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, в Париже».

Бабушка положила трубку и заохала: придется искать новую квартирантку!

– Довело дорогое правительство, – митинговала она, наливая мне суп с зеленым горошком. – Блокаду пережила, с четырнадцати лет пахала, а пенсия такая, что на лекарства не хватает, живу у родных детей в нахлебниках, комнату вынуждена сдавать – а что делать?