Страшно все же ему, наверное.
Он всей душой хотел отойти от своего докторства. Он же знает, как боятся, пугаются больных врачей их коллеги и весь медицинский персонал. Боятся и рационально и мистически. То они меняют себе назначения, то не принимают лекарств, то имеют мнение по каждому поводу, хотя никакого мнения иметь не должны — они должны быть, как и все остальные больные, просто лежачими, пассивными, страдательными.
А потом начинаются у докторов самые неожиданные, необычные, а то и обычные, но тяжелые осложнения. В общем, мороки много, страха много, и потому Борис Дмитриевич решил быть максимально послушным, по возможности снять вокруг себя напряжение послушанием и исполнительностью, выполнением всех, — абсолютно всех назначений. Никакого личного творчества!
Борис Дмитриевич принял таблетку и подумал, что вообще это назначение правильное, вне зависимости от качества обычного сна. Он подумал, что, наверное, правильней было бы говорить готовящимся к операции, по сути, к насилию над собой, правильно было бы объяснять больным, для чего нужны эти таблетки.
«С другой стороны, где ж время найти, чтоб каждому объяснять? Опять же, если времени не хватает, значит, мало народу работает — нужно больше. Больной ничего не понимает, и ему надо объяснять. А зачем ему объяснять? Он же больной, просто больной человек… Это я не просто больной — больной врач».
Он стал путаться в терминах, понятиях. Подумал, как важно слово для понимания.
«Неважно, как говорить… Нет у больного информации, ничего ему не объясняют — и все удар по достоинству человеческому. А потом жалобы недовольства».
Дальше работа мысли продолжалась, но он уже спал. И как обычно у него: вроде складно все думает, а спит. И важно еще забыть все, о чем думает. Подготовка к операции — это и забвение. Но забвение собственных размышлений — это уничтожение собственного достоинства.
«Чувство достоинства надо выстраивать… Всю жизнь надо выстраивать. И к операции надо готовиться самому и к чужим…
И всю жизнь я хочу построить… Впрочем, что я?.. Уж что построил, то и есть. Уж нового мне, наверное, ничего не удастся.
И вообще, что говорить о будущем — „построю“! Что было или есть, и все. А остальное…
Хирурга не должно волновать будущее. Сейчас — сейчас. А дальше видно будет, о дальнейшем лучше и не задумываться. Сию минуту надо спасать — это главное для хорошего… нет, для нормального хирурга.
Хирург должен жить минутой. Это и есть нравственное, самое что ни на есть нравственное для него.
Будущее, будущее… Будущее все равно смерть — что ж мне не работать, не стараться, радости не получать… Не лечиться.
Я спасаю…
Господи, что за притча — спасаю ! Мы не спасаем — будущее, как говорят математики, инвариантно. Альтернативы нет — всегда в конечном счете смерть. Но болей чтоб не было и сил побольше — вот задача.
Сделай максимум, что можешь, умеешь, — вот радость тебе и, стало быть, прибавление радости в этот мир.
Моральная суть вечна.
Я оперирую. Рак желудка. Рак операбельный — убираю. Удача! Я ничего не знаю, но умею многое.
Убрал желудок, убрал рак. Удача! Радость! А если рецидив, а если метастазы? Тогда все сначала, но удалить уже нельзя, и опять боли, опять плохо — и итог.
Или: рак запущен — его не убрать. Оставляю. Ничего сделать не могу. Неудача, горе — и радости в мире стало меньше. Еще шаг к энтропии, к покою, к отсутствию всего.
Но могу сделать хоть что-то, ввожу спирт в нервное сплетение живота. Умерщвляю нервы, пресекаю путь боли к мозгу.
Рак растет, силы падают, человек умирает — болей нет.
Так и умирает этот неудачник без болей. А тот, удачливый, с болями.
Вот и думай о будущем.
А у первого, удачливого, вдруг не будет рецидивов, метастазов?
Нет, нет, можешь помочь — помогай, на полную катушку помогай! Увеличивай радость свою, радость мира. Лучше миру, когда больше довольных, радостных — врачей, больных, родственников их. И не надо думать о будущем. Нам, хирургам, не надо.
А как начинают думать да ругать будущее люди энергичные, энтузиасты, которые лежать не любят, ходить и гулять и двигаться любят, не ждут милостей от природы, о жизни не думают, а все от активного движения, без должного к природе уважения. Вот и видят, только света конец. Кроме конца света и не видят ничего.
Надо быть хирургами — не думать о конце света, думать о нынешней радости, думать о себе, о своих радостях.
Какой-то профессиональный шовинизм.
Читать дальше