Юлий Крелин - Игра в диагноз

Чем только не пугали мир — и Страшный суд, и антихрист, и кометы, и моровая язва… все в будущем. И теперь — подвигались, подумали, создали новые вещи, новые пугала — получайте: тепловая смерть, холодовая смерть, атомная бомба, засилье синтетики, отсутствие воды, генетический разгул — все, конец света.

По-моему, людям энергичным, двигающимся легче представить конец света, отсутствие мира, света, земли, Вселенной, чем мир без себя.

Мир без меня. Да „как это, как это“? И я ничего не буду знать, что происходит, ничего и сделать не смогу?! „Грядет конец света, братья!“ В испуге перед собственным бездействием они каркают, воображая себя ведунами, а не воронами..

А вы не торопитесь. Не обобщайте.

А я?..

Не торопитесь, поменьше энергии тратьте, ведь кризис энергетический, сами говорите. Берегите и свою энергию…

Одно дело — слова да разговоры, но надо вставать, умываться, есть, идти.

Идти.

Или ехать. Сидя.

Спокойно, не торопясь, времени еще много, для того-то я и встаю пораньше, чтоб не торопиться.

Преждевременная смерть, по-моему, больше всего зависит от спешки. И это беда XX века. Получили материальную возможность спешить — и давай торопиться.

Торопишься, торопишься, особенно в городе, разогнался, набрал инерции… ан, глядь, и ты уже за кадром.

Впрочем, самому уже не поглядеть.

Со смертностью не поборешься — значит, с преждевременной только.

Не торопиться.

Для этого я и встаю рано. Да, люблю лежать, но еще больше не люблю торопиться. Вот и встаю пораньше. И времени у меня много — могу идти на работу спокойно, медленно. Не спешу.

Утром я не спешу. Утренние полтора часа — мои спокойные полтора часа. Моюсь медленно, у окна постою, посмотрю. Посижу, помыслю. И потом за троллейбусом не побегу, в метро спокойно иду — хорошо.

И дольше хотят прожить все.

Утро мое начинается у окна. Во дворе человек занимается гимнастикой. На земле энергетический кризис, а он разбазаривает энергию.

И для чего? Для пользы тела.

Смотрю. Некрасиво. А ведь что правильно, то красиво. Если шов на кишку ложится красиво, значит, кишки сшиты хорошо. Красота — следствие хорошего, правильного. Но не всегда…

Формы переменчивы.

Смотрю я на этого человека во дворе — очень глупый вид: настырные, нелепые, неясные движения, и неизвестно, для чего они производятся. Или он разрешает, разряжает свои агрессивные импульсы, чтоб потом быть добрым, уступчивым? Интеллигентность от гимнастики до гимнастики, от движения до движения, от броска до броска — в зависимости от затраты энергии. Ну-ну.

Движения против агрессивности.

Движения против агрессивности?

Моральная суть вечна, но не движениями же этого добиваться? Это было бы слишком легко, И все проблемы мы бы давно разрешили, и все было бы уже нам ясно, легко и правильно, праведно.

Может быть…

Конечно же, не сила, не трата энергии приближают нас к моральной сути.

Сила человека в его слабости. В слабости его тела и в силе его мозга. Так доказала эволюция. На том и вылез в венцы природы. Если это так. Венец! А зачем резать? Не люблю так говорить. Оперировать. Какой будет венец? Что дальше, вообще неизвестно, — дальше операция. Какой будет конец?!»

Опять проснулся. Опять темно. Ночь, утро? Он забыл, что один раз уже просыпался. Посмотрел на часы — никакая не вертикаль. Никакой мистики: уколы, таблетки, операция. Ему что-то снилось — он не помнил, в голове вроде бы образы из другого мира: поле, море, кони, кометы, танки, девочки, дети… Или это из позавчерашнего сна? Нет, позавчера он проснулся в заказанное им время, в другое время. Нет, сегодня операция, и в голове было что-то, связанное с операциями.

Вошла сестра и поставила ему градусник под мышку — началась больничная обыденность, привычность, каждодневный тутошний быт.

Какая же обыденность — сегодня операция!

Может, градусник сегодня — это обычное больничное чудачество, шаманство медицинского бытия. Не всегда больному понятно, для чего делается так, а не этак, тогда, а не теперь, то, а не это. Нет информации, нет понимания — стало быть, чудит медицина — не страшно. Но Борис Дмитриевич уже проснулся окончательно и понимал, что температуру знать необходимо: если она сегодня поднялась, значит, опять придется отменять операцию. Для него это не чудачество — все понятно, правильно, все как надо.

Отношения между обществом и медициной во все века были натянуты. Общество прибегает к помощи медицины прежде всего чтобы не умереть, но поскольку кто родился, тот должен умереть, то, значит, медицина не отвечает запросам, просьбам, требованию.