Юлий Крелин - Игра в диагноз

Заробел Борис Дмитриевич за Александра Владимировича и Михаила Николаевича и за всех остальных здешних шефов и начальников. По опыту знал, что такая неожиданная комиссия без подготовки и без инструкций — дело страшное. Бывают комиссии плановые, бывают комиссии по проверке жалоб. Бывает, хотят как-то поощрить, но это редко. Бывают комиссии по проверке обязательств. Бывают комиссии финансовой проверки — это хоть и тяжело, но не медицинские инстанции. Бывают комиссии с идеей разгрома. Но, как правило, всегда известно направление движения, линия сложения сил, так сказать. Вектор, что ли, это называется? Известно, как говорится, направление главного удара. Это знать необходимо перед любой комиссией, чтоб защитить, как раньше говорили в медицине, место наименьшего сопротивления, а теперь — в связи с увеличением знаний об аллергии — место наибольшей реактивности и, чтоб защитить место, где тонко и где потому именно там и рвется. Тонких мест много — все не подготовишь без информации. Без нее и интуиция не сработает. А ведь комиссий всегда бьют, даже когда приезжают со словами: «Мы приехали помочь коллективу в его трудном, но благородном деле».

«К ним едет ревизор!» Вот Александр Владимирович и сообщил всем по начальству, всем заведующим отделениями, приехал сам просмотреть все истории болезни, проверить все записи, пройтись по всем сестринским постам, навести порядок во всех шкафчиках, в буфетной, в уборный. Нагнать страху на санитарок, если они сегодня есть, а если нет, то уговорить сестер и объяснить им важность происходящего, и чтоб к утру отделение все же было убрано, чтоб коридоры были вымыты, чтоб пустые кровати были застелены, чтоб все было чисто, аккуратно, прилично, ну, и все такое прочее.

Михаил Николаевич также приехал в свое отделение. Цель комиссии неизвестна — объявлен общий аврал.

Борис Дмитриевич понимал всеобщее волнение, но сердце при этом тягостно защемило, как при начале приступа стенокардии: «Завтра комиссия! Плакала моя операция. Еще трижды стоять в очереди за едой». Правда, тотчас же вспомнил, вернее, представил себе, что весь этот день может провести со своей новой знакомой, приятельницей, почти подругой, как ему показалось; к тому же еще и диагноза он ей не поставил, и возможная отмена операции не показалась теперь таким неудобством, неприятностью, досадным недоразумением, а вовсе даже наоборот, как-то приятно стала согревать его.

«И диагноз еще не поставлен, — лицемерно сказал он себе. — А может быть, я просто боюсь операции? Здравствуйте! Новости. Надо бы ее найти, Тамару, да спросить, как у них в городе с комиссиями».

Борис Дмитриевич подумал о своих больных, которые неделями дожидаются операции.

«Да, конечно же, операции, безусловно, не будет».

Это даже не догадка с долей, сомнения — это знание жизни, это утверждение, уверенность стопроцентная.

…Он был прав.

Операция утром была отменена.

По коридору с самого начала работы, нет, до начала работы, с самого раннего утра начали носиться старшая сестра и все сестры отделения, — сестра-хозяйка и все имеющиеся в наличии санитарки, бегали главный врач и его заместители, заведующие отделениями и их ординаторы. Наверно, собрали народ по схеме на случай тревоги. Надо было все готовить. Какая там операция! Назначения каждодневные могли забыть, не то что такую экстраординарную вещь, как операция.

Наконец, комиссия свалилась… Нет, не свалилась. Знали, что будет. Она не была столь внезапной, как инфаркт, она как ожидаемая эпидемия гриппа, заранее обнаруженная в окрестных областях. Как могли, но подготовились.

Члены комиссии тоже не знали, с какой целью их направили в больницу. Члены комиссии не знали пока, как говорить с коллективом, с работниками, с персоналом больницы — одобрительно и ободряюще или укоризненно и упрекающе, не знали, что искать — хорошее или плохое. Найти-то можно все — все есть в любой больнице, всюду есть и хорошее и плохое. Комиссии лишь было известно, что срок ей дан один рабочий день, а потому надо многое успеть, потому нужна помощь работников больницы, потому были отменены все плановые мероприятия — операции, конференции, совещания, летучки, пятиминутки. Все были заняты.

Борис Дмитриевич позвонил домой, сказал об отмене операции, посетовал на эту тему и горестно сообщил, что вынужден без дела слоняться, потому что зайти к коллегам он, опять же из-за комиссии, возможности не имеет.

С Тамарой Степановной, или правильнее сейчас уже говорить — с Тамарой, Борис Дмитриевич, Борис то есть, встретился опять в столовой. Они снова вместе стали в очередь. По-прежнему очередь ему не нравилась, но сегодня его недовольство, брюзжание, раздражительность по этому поводу носили совсем иной оттенок; прибавился совсем другой акцент; скажем, к его прежнему отношению добавилась новая, дополнительная мелодия, как бывает, когда при уже привычных болях из-за камней в желчном пузыре добавляются боли, связанные с воспалением поджелудочной железы.