Хосе Гарсия Вилья - Во имя жизни

Приготовив подарок священнику, я побежал на речку искупнуться и помыться. Потом смазал волосы свежим кокосовым маслом, причесался и надел свою белую праздничную рубашку. Ботинки я старательно надраил банановой кожурой. Их мне разрешалось носить лишь по особо торжественным случаям — в рождественские праздники или в день нашего национального героя Хосе Рисаля.

Все в деревне уже, конечно же, прослышали, что я наконец иду к мессе, и пялились на меня во все глаза, когда я проходил по деревенской улице с корзинкой дурианов в руке, а молоденькие девушки поглядывали из-за занавесок. Мой путь лежал мимо арены для петушиных боев. Дружки и приятели из соседних деревень принялись зазывать меня посмотреть, как дерется их петух. У них был великолепный красный петух, которого они готовили уже к третьей схватке. Но мне пришлось сделать вид, будто он меня нисколько не интересует, и гордо пройти мимо. Я был полон решимости отстоять мессу.

К церкви я подошел как раз вовремя. Это было самое большое и самое старое строение в деревне. Ее выстроили в свое время бедные крестьяне, которым нечем было платить налоги испанцам. Она была сложена из больших плоских камней и успешно противостояла тайфунам, землетрясениям, войнам и революциям. Рядом с церковью продавались свечи. Их покупали и ставили, чтобы осветить жертвоприношения.

Когда я протиснулся внутрь церкви, священник уже начал проповедь о Девятой заповеди. Он, видно, заметил, как я пробрался в боковой придел храма. А я отыскал свободное место и уселся, запихнув под скамью свою корзинку. С обеих сторон люди вдруг начали потягивать носом и отодвигаться от меня. Они позабыли даже о злых москитах, беспокоивших их, и отсаживались от меня все дальше и дальше. Немного погодя и священник шумно втянул носом воздух и неожиданно прервал проповедь.

— Откуда это так премерзко пахнет?

— Отсюда, — радостно выкрикнул я и поднял над головой корзинку.

— Сейчас же унеси эти плоды прочь!

—Так это же для вас, — попытался объяснить я. — Я их вам принес.

Но священник, будто не слыша меня, вдруг гаркнул:

— Убирайся вон!

Мне не приходилось еще видеть его таким разъяренным. Лицо у него сделалось красным как помидор, он был похож на огромный воздушный шар, готовый вот-вот лопнуть. Не успел я опомниться, как двое дюжих ризничих схватили меня под руки и вывели из храма божьего, не дав мне сказать ни слова в свое оправдание.

Меня не раз выставляли из деревенских пивных, но из церкви, да так грубо, — впервые. Все хорошенькие девицы, которые пришли к мессе, хохотали надо мной до упаду. Я же отправился домой и с превеликим наслаждением съел все дурианы сам.

С тех пор я больше не хожу в церковь.

Франсиско Сиониль Хосе (род. в 1924 г.) — известный прозаик и журналист, автор нескольких сборников новелл и романов. Пишет на английском языке. Наибольшей известностью пользуется его тетралогия, три романа из которой переведены на русский язык: «Притворщики», «Мой брат, мой палач» и «Дерево». Ф.-С. Хосе занимается журналистской деятельностью. Сотрудничал в известных журналах «Манила тайме санди мэгэзин», «Эйша мэгэзин» и некоторых других. В 1958 г. явился инициатором создания филиппинского отделения Пен-клуба и с тех пор уже более четверти века остается его руководителем. В 1966 г. основал просуществовавший полтора десятилетия литературно-публицистический ежемесячник «Солидэрити», завоевавший популярность далеко за пределами Филиппин. (На его страницах выступали многие видные писатели и деятели культуры стран Азии.) Ф.-С. Хосе — лауреат почти всех известных национальных литературных премий. Не раз встречался с советскими писателями и переводчиками филиппинской литературы в Маниле и в Москве.

Великий Профессор Фаустус болен, и мне необходимо повидаться с ним, пока он жив. Он по-настоящему великий человек, если бы даже он не предварял свое имя этим эпитетом. Меня не нужно в этом убеждать, поскольку Великий Профессор Фаустус — мой отец.

Он мне не сообщал, что болен, — он никогда не касался в письмах личных проблем, — но даже живя в Манхеттене, филиппинец во всех подробностях узнает, что происходит дома. В прошлом году я вышел с работы ранним ноябрьским вечером — и кого же я увидел? Из объемистого, лоснящегося «кадиллака» с притемненными стеклами выбирался Клаудио, друг моих мальчишеских лет, которого тогда мы звали Клодом.