Хосе Гарсия Вилья - Во имя жизни

Вот холоанец прыгнул, Король инстинктивно присел. На какую-то долю секунды наш петух очутился в выгодной позиции. У холоанца оказалось открытым сердце и другие уязвимые места, а у Короля — только спина и голова. Но Король не сумел использовать это преимущество. А холоанец ринулся на него и нанес ему удар в темя. Вообще-то голову легко отвести от удара, но на сей раз дал себя знать двойной вес королевской короны: наш петух уже не в силах был вертеть головой так быстро, как вначале. Словом, Король не сумел вовремя увернуться. Стальная шпора пронзила корону и впилась в череп его королевского величества. Что и говорить, тяжела голова, увенчанная короной!

Я был так ошеломлен, что сперва не мог вымолвить ни слова. Затем нам подали нашего петуха. Он был мёртв. Голова его повисла свинцовым грузилом. Взяв петуха за хвост, я повернулся к Кико.

— Если не ошибаюсь, ты утверждал, что это Король-петух?

— Он и был Король.

— Так почему же он потерпел поражение?

— Господи помилуй! — взорвался Кико. — Не станешь же ты убеждать меня, что до сих пор веришь в божественное право королей! Мы живем в эпоху простого человека. Эра королей миновала. Ты что, ничего не слышал о подъеме народных масс? Надо бы тебе как следует приналечь на историю!

Я никогда не хожу в церковь. В самую суровую и горькую пору — в пору войны все, даже те, кто прежде никогда не бывал в церкви, не пропускали ни одной мессы. Но я и тогда не сподобился этой благодати. А держусь я от церкви подальше из-за дуриана — так зовется один наш местный фрукт. На первый взгляд трудно себе представить, какая связь может быть между мессой и плодом. Поэтому начну с самого начала.

В филиппинской деревне, где я жил, все жители были прихожанами римско-католической церкви. И как положено, исправно ходили в церковь все, кроме меня. Поэтому, когда налетали наши знаменитые «буйволиные тайфуны» — багьо, мощные и стремительные, когда они неожиданно обрушивались на деревню и сметали с лица земли пальмовые хижины, всю вину за это бедствие возлагали на меня. Односельчане уверяли, что это из-за меня, закоренелого безбожника, деревню постигла беда. И то, что однажды весь урожай у нас пожрала саранча, они тоже отнесли на мой счет: это, мол, наказание за грехи и пренебрежение мессой. Но, вопреки всему, я по-прежнему не ходил в церковь.

В то лето, когда случилось страшное извержение вулкана, и наши поля сделались совсем непригодными для обработки, отец не выдержал и тоже заявил, что это не иначе как из-за того, что я упорно не посещаю «дом господний». Но я остался глух к его укорам. Потом в сезон дождей река вышла из берегов и смыла наших свиней, и мать, в сердцах схватив хворостину, крепко меня вздула, приговаривая: «Будешь знать, как не ходить в церковь!» Однако я по-прежнему упорствовал. Но вот когда японцы захватили Филиппины и на постой в деревню прислали солдат, терпение родителей иссякло. Это стало той последней соломинкой, которая, как говорится, может переломить хребет и буйволу. Тут моя мать объявила: или я отправлюсь в церковь, или она не пустит меня на порог дома. Я, разумеется, выбрал меньшее из двух зол. Я решил наконец пойти в церковь.

В одну из суббот приходский священник самолично посетил нашу деревню. Это был толстенный испанец. Я в жизни не встречал человека толще. Глыба мяса, да и только. Я ему всегда не нравился, поскольку он, разумеется, прекрасно знал, что мне до примерного католика далеко. Когда он вошел в наш дом, мать сказала, что я должен исповедаться. Вот так я впервые и получил отпущение грехов.

Я честно признался священнику, что много лет не ходил в церковь, и побожился, что отныне не пропущу ни одной воскресной мессы.

— Ты цыплят воровал? — вдруг огорошил он меня вопросом.

— Что вы! Да никогда! — честно ответил я.

— А поросят?

— Нет, тоже не воровал. — В те дни у нас в деревне, действительно, пропадало немало живности.

Толстый священник благословил меня и отпустил мне все прегрешения разом. Я был рад, что он не спросил еще и про овец.

— Ну, посмотрим, будешь ли ты завтра поутру в церкви, — проговорил он на прощание и ушел.

Наутро в воскресенье мать разбудила меня чуть свет. Ей пришло в голову, что неплохо было бы захватить с собой в церковь какой-нибудь подарок для священника. Я от кого-то слыхал, что наш падре обожает дурианы. Поэтому, не долго думая, я вскарабкался на большое дуриановое дерево и нарвал с полдюжины самых лучших плодов. Дуриан — это такой фрукт с толстой кожурой, покрытой колючками, величиной с хороший грейпфрут. Мякоть его, приятная и сладкая на вкус, в жару остается прохладной и слегка напоминает плод драцены, но в то же время у дуриана омерзительный запах, да такой силы, что впору свалить с ног карабао. И несмотря на этот запах, дуриан — один из самых любимых плодов на наших островах.