* * *
Хотя двоюродный брат знал всю его жизнь наизусть, Игорюнчик концентрированно-кагорно опять нанизывал перед ним факты, которые говорили, что для чего-то значительного все время спасала его судьба.
– Мне было десять месяцев, когда я подполз к грибам, принесенным мамой.
– Тетей Машей. Да… Она была известная грибница. Помнишь, как нашла гриб-дождевик, похожий на череп?
– Это незадолго до ее ухода… Я вот о чем… Я еще не ходил, так шустро подполз, поел сырых грибов. Потом год лежал в больнице, врачи сказали: безнадежен. Мама повезла к бабке, и та кагором вылечила меня.
– Ну давай еще полечимся.
Погоняв во рту душистую ауру, Игорюнчик продолжал:
– А когда прыгал с парашютом в кружке, захлестнуло купол. Скорость бешеная, но упал в болото. Очнулся среди желтых кувшинок. Болото было полуметровой глубины, так что не разбился, но и не захлебнулся!
Тут он повысил голос – как бы для Маргошика. То есть не надейтесь, не захлебнусь я в болоте жизни.
– Игорь! Ты пропустил, как мы ходили за ягодами.
– Как сейчас: на той стороне озера медведь ест рыбу.
– Я сказал: какой-то дурной мужик летом в шубе. И стали смеяться над ним, дразнить, прыгали, орали…
– К-кинул я пару коряг в его сторону, – простонал Игорюнчик.
– А мишка поплыл через озеро к нам. Он ревет, мы ревем, летим в деревню, а он ломится, лес трещит сзади нас! Добежали мы – забились на полати, дрожали-дрожали…
Тут Игорюнчик вскинулся:
– И неужели какие-то силы меня спасали, чтобы я остался один на излете жизни?
– На крайняк вот что. Попробуй к первой жене, которая от Бога, – с хмельной простотой сказал двоюродный. – Тем более что журналюгу своего она потеряла: он был рисковый, боролся с одной управляющей компанией, и – второй инфаркт.
Кузен пошуршал перед Игорем газетой с портретом в черной рамке – там указывалось, что похороны завтра, из Домжура.
* * *
Утром Игорь, расчесывая волосы ситечком, продолжил не отпускающую его тему:
– У Марго Палны знакомая вышла в Голландии за миллионера. Каждый четвертый там миллионер…
– Спокойно, братец, – остановил его кузен. – Ты расчесываешься ситечком.
Игорь отхлебнул скуловоротного чая, навел глаза на резкость и увидел четко: да, это ситечко. Отхлебнул еще пару глотков чая и на один градус посветлел:
– Ну, ей-то голландский миллионер не достался пока. Просто крутится возле нее аккуратно расхристанный юнец. Каждая прядка его волос стоит отдельным дыбом…
– …как бы намекая на что?
– На беспредельные потенции.
* * *
Стакан крепкого чая запустил разветвленную программу мечтаний. Этого расхристанного красавца Марго будет толкать в аспиранты, напишет ему докторскую, тут-то он ее и бросит! Э, докторскую она не потянет – ведь его, Игоря Николаевича Васильева-Дрозда, там не будет. Значит, ее бросят еще раньше.
А похороны-то сегодня! Зашел в «По одежке встречаем», купил черную водолазку. Когда переодевался в кабинке, на него из зеркала опять глядел боевой кочет, один глаз которого отливал завораживающим блеском. Конечно, первая жена как балерина замумифицировалась в своей прелести на много лет. Но и мы можем дать бои на всех фронтах!
На панихиде понял: никакой боевой взгляд не поможет никогда, лучше не начинать.
И тут тронула его сзади легкая рука:
– Папа!
– Валечка!
Вот дочка-то его поймет. У нее тоже есть опыт развода. Оставила своего мужа для настоящей любви в Москве. И вдруг сверкнуло: только бы не уехала в какой-нибудь гребаный Нью-Йорк-Париж за еще более настоящим чувством. Не догонишь ее, не увидишь ее лица, в котором сейчас еще сильнее проступили теплые глаза его, Игоревого, папы и твердый подбородок мамы…
Он пробормотал размягченно:
– На сколько дней приехала? Может, на часок навестишь меня? Я теперь свободен, живу на даче в Курье. У меня, представь, мед сочится из стены прямо в комнату.
– У тебя вечно что-то сверхъестестественное.
– Так лето было, сама видишь: сорок в тени. Дом начал осыпаться, и какой-то рой поселился в щели снаружи. А мед я собираю внутри – по стенке возле компьютера течет.
Валечка слушала, как в детстве: замирала, отмирала.
– Срочно пасечника позови, он заберет пчел. А то смотри, изжалят…
Он хотел ответить ей: мол, жизнь вообще такова, где мед, там и жалят. Но вдруг наперерез этой банальности бросилось воспоминание о другом лете, тридцать лет назад, когда Валечка была наполовину ниже и не с этими протуберанцами волос разноцветными, а с платиновой косой.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу