Степан Калита - Сполохи детства

Я гулял с Тишкой без поводка, и он поначалу никуда не рвался, всегда держался рядом. Но когда подрос, стал постоянно убегать из дома — срывался с места и на бешеной скорости уносился вдаль — навстречу вольному ветру, собачьим свадьбам, стычкам с другими псами и никем не контролируемой свободе. Искать его было бесполезно. Обычно он находился сам. Через несколько дней как ни в чем не бывало сидел возле подъезда — а вот и я, не ждали?..

Когда мы выезжали на дачу, его «боялись» все отдыхающие на пляже. Но не по причине зверского нрава, а потому что он был — профессиональным вором. «Тишка, Тишка идет», — проносился шепоток, и все начинали прятать вещи. А он, немного полежав для виду, начинал затем носиться кругами и таскал на мою лежанку все подряд — носки, сумки, майки, шапки, полотенца. Наверное, он считал, что таким образом платит хозяину за счастливую жизнь. Недовольные отдыхающие прибегали через некоторое время и разбирали свои вещи обратно. Они даже несильно ругались на нас — потому что отлично знали Тишку и все его повадки…

Когда у меня должен был родиться младший брат (это случилось через несколько лет) мама решила серьезно со мной поговорить.

— Тишку надо отдать, — сказала она твердо. — Маленький ребенок будет в доме. Собаке — не место. Ты уже большой мальчик, должен все понимать.

Я очень расстроился. Но, поскольку хотел братика — мне казалось, я буду читать ему те же книги, какие обожал сам, отдам ему все свои игрушки, и научу, как правильно в них играть, мы будем смотреть одни и те же фильмы и вместе ходить гулять во дворе (как же сильно я ошибался — у него оказался абсолютно иной вкус, и книги он совсем не любил, да и вообще — характером больше походил на моего нового отца) — в общем, я печально согласился. Тишке нашли другого хозяина. А через неделю пес снова оказался возле нашего подъезда. Его вернули. А он опять сбежал. Так повторялось несколько раз, пока папа не сказал: «Так больше не пойдет!» и отвез его в деревню — к своему другу по институту. Оттуда Тишке вернуться было тяжело, и он, видимо, смирился с тем, что жизнь его теперь будет проходить в ином месте, с другим хозяином. Да и я тоже — я подумал, что в деревне ему будет здорово, ведь там можно бегать на воле.

Родился братик, родители целиком сконцентрировались на нем, а мне новый родственник оказался настолько неинтересен после первого же знакомства — что я сразу пожалел о том, что согласился отдать Тишку. Слюнявое бессловесное существо лежало в кроватке и сосало соску. От него не было никакого толку. С ним даже поговорить было нельзя. Он был меньшей личностью, чем Тишка — несомненно.

— Мама, когда же он заговорит? — стал я доставать маму расспросами.

— В одиннадцать месяцев, — ответила она, будучи стойко уверена, что именно так оно и будет — поскольку я в одиннадцать месяцев уже внятно болтал. Но мой брат «задержался в развитии», в одиннадцать месяцев он все еще лопотал невнятно, и я разочаровался в нем еще больше.

Поэтому через некоторое время я завел себе хомяков. Сразу пару. Мне хотелось, чтобы это была счастливая семья — довольные друг другом любящие супруги. Не случилось. Хомячиха оказалась самой настоящей сукой — дамой очень дурного характера. Большую часть дня она гоняла несчастного хомяка-мужа по аквариуму и кусала его, а он визжал от боли. Вдобавок ко всему, она никак не желала становиться ручной. Когда бабушка сунула в аквариум руку, желая погладить «милую мохнатую мышку», хомячиха прокусила ей большой палец почти насквозь. Каким-то образом у этой несчастной семьи грызунов все-таки случился акт любви. Так что через некоторое время жуткая мохнатая стерва родила потомство, но сразу же его и сожрала — настолько она была злобной тварью. Меня произошедшее повергло в шок. И все-таки я взял хомяков (уже не слишком любимых) на дачу, где отпустил их немного побегать по участку. Разумеется, они тут же затерялись в траве — я думал, сгинули навсегда. Но на следующий год, а ведь прошла довольно холодная зима, да и осень не была теплой, сидя на крыльце, я вдруг с удивлением увидел своего серого хомяка-мужа. Он выглядывал из-под плиты, которая валялась на участке после строительства нового фундамента. Подняв плиту, я обнаружил под ней множество прорытых ходов и запасы — желуди и ягоды. Хомяк оказался тем еще выживальщиком в экстремальных условиях — он превратился в настоящего дикого зверя. Злобная жена покинула его (подозреваю — сразу же), и он зажил вполне себе счастливо. Я был за него очень рад. Аккуратно опустил плиту на место — и пожелал ему долгой жизни на воле. Эта дура, наверное, и не подозревала, что имеет дело с настоящим мужиком, способным на такой подвиг!