Степан Калита - Сполохи детства

Тут распахнулась дверь. На пороге появился актер с бутылкой, зажатой в кулаке. Увидев нас, он грозно сказал:

— Подслушивали, я так и знал. Скажите, дети, а вы знаете, для кого в театре предусмотрен антракт?

— Для зрителей, — предположил Шмакс.

— Нет, мальчик, не для зрителей. А для актеров. Чтобы они успели привести себя в порядок. Немного отдохнуть… — Тут он отхлебнул из бутылки и спросил почему-то: — А вот ты, — он обращался к Шмаксу, — кем хотел стать в детстве?

— Водителем камаза, — ответил Шмакс. У него вообще были приземленные мечты.

— То есть дальнобойщиком, — обрадовался актер. — Почему-то я так и думал. Ты слышала, Марго? — закричал он, обернувшись. — Кого они к нам приводят. Мальчик хотел стать водителем камаза — а его в театр… Едешь по трассе, — он закатил глаза. — Солнце садится за горизонт. Рядом мелькают березки, сосенки. А вдоль дороги стоят одинокие девушки в чулочках. И их надо, обязательно надо, подобрать, согреть… Романтика дальнобойщиков. Ну а ты? — обратился он ко мне. — Кем ты хотел стать?

— Актером, — почему-то ляпнул я. — Хотя актером никак становиться не собирался. Я, вообще, тогда еще не определился с выбором. Но склонялся к мысли, что лучше всего быть писателем — сидишь себе где-нибудь на даче, отпустив длинную бороду, строчишь на машинке, и вокруг никого. Я жил с братом в одной комнате, он отвратительно играл на виолончели, и писательское одиночество представлялось мне пределом мечтаний.

— Актером?! — взревел наш собеседник. — Вон! Вон отсюда! Пошли вон из гримерки в зал, молодые люди! И нечего подслушивать о чем здесь говорят взрослые! — Он с грохотом захлопнул дверь. Я так и не понял, почему он вдруг так разозлился.

— По-моему, он пьяный, — сказал Шмакс.

Я пришел к тому же выводу. Мы еще немного побродили по внутренним помещением театра и, хотя было очень интересно, вернулись в зал.

Третий акт прошел еще задорнее и как-то очень быстро. Мне показалось, что слова актеры проговаривают наспех — лишь бы быстрее закончить. Затем они поклонились и быстро ушли за кулисы. Упал занавес…

На следующий день хулигану из «Б» класса в школе был такой нагоняй, что он, подозреваю, никогда больше не ругался матом на публике. К директору таскали его родителей, его фотографию повесили на «доску позора», и на три недели запретили посещать уроки физкультуры, которые он очень любил…

Однажды в школу пришли странные люди из социальной детской службы и стали опрашивать всех, кто и кем хотел бы стать. В основном, все метили в космонавты. А девочки — в актрисы кино. Я честно сказал, что хотел бы стать писателем. Это было необычно, и мне задали несколько вопросов — почему, как я до этого дошел, и есть ли у меня уже какие-нибудь достижения на этом поприще. Я честно отвечал, что пока ничего не написал, но собираюсь создать что-нибудь большое, «как Лев Толстой», «он мне вообще нравится», — поведал я. Потом рассказал, что у меня будет дача, где я буду писать в одиночестве. И что если кто-то приедет и помешает мне писать, то я очень быстро выгоню его со своей дачи, потому что писателям мешать нельзя. А это будет только моя дача!

Потом пришел черед Шмакса. Его спросили, кем бы он хотел быть, когда вырастет. А он вдруг взял и заявил, что хотел бы быть «фашистом».

— Кем? — у работников социальной службы чуть глаза из орбит не повылезали.

— Фашистом, — повторил Шмакс.

Я понял, что сейчас у моего приятеля будут неприятности и постарался помочь ему.

— Он шутит. Он еще недавно говорил, что хочет быть водителем камаза.

— Это так? — спросили Шмакса.

— Ну да, — серьезно ответил он. — Но я тут немного подумал, и решил, что фашистом быть лучше.

— А ты знаешь, что мы воевали против фашистов в Великую Отечественную Войну? — спросила строгая женщина из социальной службы.

— Ну да, знаю, — ответил Шмакс.

— И мы победили всех фашистов.

— Было дело, — согласился мой приятель.

— И как же ты хочешь стать фашистом, если их больше нет?

— Буду первым, — ответил он. — Потом наберем еще, других… Нас будет много…

Напротив фамилии Шмаков поставили красную крупную галочку и отправились опрашивать других детей. Кажется, никаких последствий для Шмакса его откровение не имело…

— Ты что, и правда хочешь быть фашистом? — спросил я через некоторое время.

— Правда, у них красивая форма. Они на губной гармошке умеют играть. Еще автоматы у них классные. А у наших, в основном, винтовки. Нет, фашистом быть здорово.