Степан Калита - Сполохи детства

В нашей семье, в общем-то, неожиданных смертей не было. Хотя была страшная авария, когда пострадал мой младший брат. Его, ученика первого класса школы, сбил молодой дуралей, поехавший обкатывать машину без тормозов. Результатом стали: два месяца комы, долгая реабилитация, мгновенно поседевшая мама, чей характер после всего пережитого стал еще тверже. И еще я помню, как плакал дедушка, глядя, как мой брат встает на тонкие ножки и снова делает первые шаги. А водителю, кажется, даже ничего не было, хотя его родительница некоторое время ходила за мамой по пятам, предлагая ей взять деньги. Но она, разумеется, с презрением отказалась.

Все заболевали — и уходили постепенно, успев порядком помучить перед смертью своих близких. Так уж заведено в нашей семье. Позже я видел внезапную смерть. И пришел со временем к выводу, что она красива. Человек отправляется в небытие, как дуэлянт — словно звучит неслышный выстрел, и он падает оземь. Вы оборачиваетесь — что случилось? А он уже мертв. Конечно, неподготовленный близкий человек может испытать шок, и даже нервное расстройство, но все равно это лучше — чем агония долгих месяцев борьбы, когда исход уже предрешен…

Над нами жила дружная семья из трех человек. Отец работал инженером в каком-то НИИ, мать была женщиной простой, трудилась кладовщиком в продмаге. Дочка — умница и красавица. Училась на одни пятерки. Приходила помогать мне делать домашнее задание по физике и математике — она была старше на несколько лет, и взяла надо мной шефство по этим предметам. Сама, без всякой протекции, поступила в вуз. Помню, как мы вместе с ней радовались этому событию. После поступления она решила поехать навестить бабушку в деревню. Зашла ко мне зачем-то, уже не помню по какой причине, мы пили чай на кухне и болтали обо всем. И пересказала мне внезапно странный сон, увиденный этой ночью. На нее навалился медведь, всем телом, так что не продохнуть. И она ощущает тьму, видит тьму, чувствует тьму, задыхается, и никак не может проснуться. «Очень страшный сон», — сказала она напоследок. И уехала в деревню. Больше я ее никогда не видел. В тот же день ее сбила насмерть машина. И скрылась с места происшествия. Красиво… Беззвучный выстрел — и ее не стало. Но родители не пережили совместного горя. Это только кажется, что оно сплачивает, на деле — разлучает. Отец вскоре ушел к другой женщине. А мать начала топить свое горе в водке, и очень быстро стала выглядеть, как типичная алкоголичка — с одутловатым лицом, нелепой походкой из-за вечно нарушенной координации…

Первой в нашей семье ушла прабабушка. Старая коммунистка, она в конце жизни почти совсем впала в маразм. Собирала подшивки газеты «Правда» и складировала их в своей маленькой комнате — кипы бумаги, пахнущей типографской краской, до потолка. Я запомнил и ее сильный запах, какой обычно источают очень пожилые женщины… Мы, дети, любили дразнить ее на даче. Она стала слаба зрением. И очень подозрительна. Веселой гурьбой мы бегали и прятались от нее по участку. А она спешила за нами следом, силясь разглядеть, кто это там от нее убегает — и почему…

Меня избавили от всех подробностей ее болезни — знаю только, что у нее случился рак легких, как и у дедушки, ее сына, много позже. При этом она никогда не курила и дожила до девяноста с лишним лет. В болезни ею занимались женщины, мама и бабушка. Они дежурили у постели, они меняли горшки, они кормили ее и ухаживали за ней, как могли. Это очень тяжело. Не всякий мужчина вынесет такое. Впоследствии мне приходилось дежурить у постели смертельно больного — я знаю, как разъедает жалость, как отнимает последние ростки смысла собственной жизни, когда ты уже доведен до крайности. А жалость неминуема, потому что, насколько бы не был человек стар и изношен, он все равно цепляется за жизнь. В нас всех живет этот могучий инстинкт — осознания ценности жизни. Собственной, разумеется. Не чужой. Даже самоубийца обычно надеется, что его спасут.

Хоронили прабабушку в колумбарии. Так было заведено у старых коммунистов. Ее сожгли в крематории. Я отлично помню, как гроб заезжал в пылающее жерло, под торжественную громкую музыку. И потом нам выдали урну с прахом. Которую разместили в нише рядом с прадедушкой. Они обожали друг друга, прожив вместе больше пятидесяти лет. И должны были умереть в один день. Но справедливости на этой земле, сотворенной неизвестно кем неизвестно зачем, не существует. Поэтому прабабушка пережила прадеда и собственный разум на многие годы. Говорят, кстати, что я на нее очень похож. Лицом. И повадками. В молодости у нее был очень сильный характер. И в карьере она добилась больших успехов. Успела и повоевать — с белогвардейцами. В Отечественную, правда, работала в тылу. Пока за нее и других работников тыла сражался мой боевой прадед.