Степан Калита - Сполохи детства

Я прохожу знакомый перекресток. Отчего-то он изменился до неузнаваемости. Хотя вокруг те же дома. Но в домах живут другие люди. А те, что были раньше — либо умерли, либо постарели, либо переехали куда-то — в любом случае, изменились, стали не те. На перекрестке поворачиваю направо — иду к железке. Дома стоят торцами. В одном из них, за обильным кустарником, прячется подвал — когда-то в нем заседала Банда. Несколько ступеней ведут вниз. Ларс тщательно их обнюхивает, словно, как и я, ищет следы чего-то знакомого. Железная дверь обита новой жестью, на ней — амбарный замок. У кого ключи — неизвестно. Да я и не хочу заходить. Я еще помню, как там пахнет — мочой и подвальной сыростью. И страхом. Туда затаскивали и запирали на какое-то время девиц в специальной клетке. Ее, по заказу Рыжего, сварил местный «самоделкин» — дядя Коля, за пару чекушек водки. Иногда девки сидели там по нескольку часов, чтобы стать сговорчивее. Мужиков сажали просто так — забавы ради. Так ребятишки развлекались. Еще в потолке была металлическая петля с веревкой. К ней тоже привязывали тех, «кто себя плохо вел».

Все это можно прочесть в материалах многочисленных дел. Но я читал все эти дела невнимательно, наспех, и так слишком отчетливы были воспоминания — и мне вовсе не хотелось их освежать. В моем детстве было полно и приятных событий, чтобы погружаться только в жестокое дворовое детство. Опер, давший мне ознакомиться с делами, был моим приятелем — мы тоже вместе росли и даже немного выпивали вместе, когда стали постарше. Но он был строг к себе, всегда знал свою норму. Выпивал определенное количество, чувствовал, что его развозит, прощался и спешил домой, к жене и детям. А я продолжал набираться в одиночку, зная, что свою норму еще не добрал. Или направлялся к другим приятелям — у которых тоже было настроение выпить…

Ларс — пес-переросток. Чуть выше, чем нужно по стандарту породы, в холке, чуть шире, чем остальные его собратья, чуть массивнее. Немного медлительнее. Что иногда сильно заметно, когда два бультерьера разыграются. И челюсти у него, я так думаю, чуть сильнее, чем у обычного пса. Кости он перегрызает на раз — с чудовищным хрустом… Ларс потоптался у двери подвала, поднял лапу, сделал лужу. Раньше на этой двери черным фломастером была намалевана девка с раздвинутыми ногами и четким обозначением волос между ног. Сейчас всю похабщину убрали. Странно, что раньше она никого не смущала. Мне кажется, в советское время люди вообще были безразличнее к городу, в котором они живут. Их все устраивало. То, что он серый, то что просачивается этой серостью в их нутро и отравляет их постепенно, и даже то, что из-за этого серого похабного города они раньше, чем нужно, отправляются в мир иной.

— Серьезная собака, — вдруг слышу надтреснутый голос над ухом. Обернулся. Помятый мужичок в кепке стоит возле кустов, смотрит на Ларса.

Я в ответ молчу.

— Таких собак знаешь кто заводит?

— Кто? — Не то, чтобы мне было интересно, но не отвечать на вопрос — совсем уже хамство. Хамить не хотелось. Не то настроение.

— Кто-кто?! Кто людей боится, вот кто! — Мужичок изрек свою истину, подняв вверх указательный палец, повернулся и так и потопал восвояси, держа палец на уровне груди.

Мы с Ларсом переглянулись. Мне показалось, он — удивленно. «Мой хозяин кого-то боится? Да нет. Такого не может быть».

Сейчас, может быть, и не боюсь никого. А были времена — боялся. И позвоночником чувствовал — быть беде…

Все происходило постепенно… отношения с Рыжим и Бандой совсем разладились. Раньше не понимал — почему. Теперь, повзрослев и став на порядок умнее, наверное, понимаю. Многие пацаны с нашего района к ним рвались, хотели стать частью стаи, а их не принимали — не вышли мастью. Меня же наоборот всячески привечали — хотели сделать своим, а я оставался сам по себе, искал занятия себе по нутру и старался с темными делами Банды не связываться. Хотя и видел многое из того, что они вытворяли… Особенно я раздражал Рыжего и почему-то Цыганка.

— Ты чего, думаешь ты самый умный, что ли? — спрашивал Цыганок, наступая на меня.

Среди всех ребят Рыжего он был самым задиристым, и считал, что главное — влезть в драку, а там — как пойдет. Я старался с ним не связываться.

— Ты — дурак, понял?! — говорил Цыганок и плевал мне под ноги.

— Думай, как хочешь, — отвечал я.

— Ты мне еще думать запрети… Ну, запрети!

Рыжий смотрел на наши пикировки с явным удовольствием, ему очень хотелось, чтобы мы сцепились. Но мы никак не доставляли ему такой радости — я умудрялся гасить все конфликты в зачатке, хотя Цыганок нарывался раз за разом.