— Он сам себе и мешает. Непротиворечивая система ценностей может быть либо черной либо белой. Либо стопроцентный альтруист, либо не менее стопроцентный эгоист. Полутона — прерогатива «порченых». Как и душевные метания, и внутриличностные конфликты. Невозможно быть наполовину альтруистом, наполовину эгоистом — и жить в мире с самим собой.
— Ну ладно, — Дима устало махнул рукой, спор начал ему надоедать, — Сути проблемы это не меняет. Вот я — «чистый». Давайте, делайте меня президентом.
— Не-е, — Вирджил ухмыльнулся, — ты «порченый».
— И почему же?
— А то ты сам не знаешь? Хочешь сказать, что живешь в согласии со своей системой ценностей.
— Ну да.
— А как в нее вписываются три гигабайта фотографий голеньких мальчиков от восьми до четырнадцати лет?
— Что? — Дима вздрогнул и шагнул назад. В ушах зашумело. «Как? Откуда?» — К…какие еще фотографии!?
— Всякие. И не лень тебе их каждый раз переименовывать? От кого прячешь-то? От себя?
— Я…Я… вы что? Вы у меня в компьютере рылись?! Да какое вы право…
— Ты спросил, я ответил, — Вирджил со вздохом воздел очи, — да ты не дергайся. Что такого, дело-то неподсудное. Это, в сущности, даже порнографией не считается. И не надо меня ни в чем убеждать. Я и так отлично знаю, что разглядывая эти нежные попки, ты ни разу не позволил себе представить, как втыкаешь в них свой член.
Дима сдавленно пискнул и побагровел.
— Я знаю, что ты просто ностальгируешь по собственной, давно утраченной невинной юности, — безжалостно продолжал Вирджил, — ты себя ассоциируешь с этими голыми детишками и вовсе ничего такого, да-да. Те фотографии, где эротизма больше положенного, тебе в крайней степени отвратительны, это я тоже знаю… кстати, один из признаков латентного гомосексуализма.
Дима был раздавлен, жалок и в крайней степени себе отвратителен.
— Это… это возмутительно, — жалобно сказал он, — вы не имеете права копаться в моем компьютере.
Вирджил плотоядно усмехнулся:
— А с чего ты взял, что кто-то копался в твоем компьютере? Твое отношение к этим фотографиям я что, тоже из компьютера достал? Все намного хуже. Помнишь аппарат, который ты принял за томограф? Это и есть Машина Бланка — тот механизм, что отделяет зерна от плевел. Нужен нам твой компьютер! Мы в голове твоей покопались.
Дима сглотнул и сел на стул.
— Невозможно, — прошептал он.
— Ты совершенно прав. Без такого механизма изложенная выше идея мироустройства бессмысленна. Зато с ним… открывающиеся возможности просто безграничны.
— Невозможно… — повторил Дима.
— Но — только в рамках нашей идеи, — продолжал Вирджил, — в руках нынешних «демократов» такая машина способна натворить массу бед.
— Это что же, — тихо спросил Дима, — ваша идея предполагает, что кто-то будет постоянно копаться у меня в голове?
— А что тебя смущает? Наша идея предполагает также, что тебе тоже придется копаться в чьих-то головах. Право судить подразумевает также и обязанность судить, а ты как думал?
— Но это же — никакой личной жизни!?
— А зачем человеку совершенного общества что-то скрывать? Если он преступник, то пусть отвечает перед законом. Если же не преступник — чего бояться?
Дима чувствовал себя раздетым догола и выставленным на всеобщее обозрение.
— А как же права человека? Право на личную жизнь?
— А кто сказал, что права человека — истина в последней инстанции? Неприкосновенность так называемой «частной» жизни — это закон, который обыватели придумали для самих себя. Тебя же возмущает закон, в соответствии с которым госслужащие при получении квартир стоят впереди ветеранов? Возмущает, потому что это — явная несправедливость, возвёденная в ранг закона. С правом на неприкосновенность частной жизни — то же самое. Не счесть, сколько преступлений прикрыто этим правом, но лицемерного героя нашего времени это не смущает. А вот что сосед сможет узнать про привычку нашего героя ковырять пальцем в жопе — это его пугает больше, чем ядерная война. Хотя ни один закон не запрещает ковырять пальцем в жопе. Улавливаешь аналогию?
— Нет! — зло каркнул Лукшин.
Вирджил, улыбаясь, покачал мясистым пальцем:
— Ну не упрямься, все ты понимаешь. Всем «порченым» присуще желание выглядеть лучше, чем есть на самом деле. Поэтому они и придумали эту ерунду про неприкосновенность частной жизни. Только поэтому. Ну какой вред будет человеку, если все узнают про его привычку ковыряться в жопе?
— Очень реальный, — сказал Дима, — например, узнает про это его директор и уволит. Чем не вред?
Читать дальше