Андрей Имранов - Антитезис

— Это ты уже просто упрямишься, я даже возражать тебе не буду, ты и сам понимаешь глупость своего заявления. Но есть еще одна немаловажная причина выбора именно этой страны. Процент «чистых» в России выше, чем в любой другой стране мира.

— Ха-ха-ха, — Дима засмеялся, — а вот в эту ерунду я уж точно никогда не поверю! Это у нас-то? Где невозможно найти честного чиновника и не берущего взяток ГИБДДшника? Где ж они все прячутся, ваши «чистые»? В сибирской тайге?

— Зря ерничаешь. Видишь ли, «чистый» никогда не пойдет во властные структуры — это противно его природе. Управленцем его можно сделать только насильно. А не будучи управленцами, «чистые», как это не странно, больше вредят обществу, поскольку склонны «подставить вторую щеку» вместо того, чтобы «око за око». Вот и выходит, что все те, кто должен управлять, пашут на полях и на заводах, а те, кто должен сидеть в тюрьме — сидят в администрации.

Дима пренебрежительно улыбнулся:

— Ага, слышал уже. Диктатура пролетариата, мир хижинам, война дворцам…

Вирджил поморщился.

— Это осадок. Те самые вирусы сознания, выжившие в мясорубке, полностью перевернувшей первоначальную идею. Нет конечно, любой рабочий ничем не лучше любого бизнесмена. И «ставить кухарку управлять государством» — просто глупо. (Кстати, тоже — выдернутая из контекста и перевранная фраза — про кухарку.) Просто особенность психологии «чистых» такова, что в обычных условиях они оседают среди крестьян и рабочих. Там, где они приносят максимум добавленной стоимости. Ты знаешь, что с этой точки зрения труд слесаря важнее, чем труд топ-менеджера международного холдинга? Топ-менеджер приносит максимум прибыли своему холдингу, поэтому его работа высоко оплачивается. Но его вклад в валовый доход страны зачастую отрицателен, в отличие от труда слесарей. Я вовсе не хочу сказать, что слесарь важнее топ-менеджера, что всех директоров надо обеспечить спецовками и поставить к верстакам. Просто в нынешней системе каждый старается быть на том месте, где он максимально эффективен для себя самого. Забавно, но тут в «чистых» проявляется подобие эгоизма — они предпочитают трудиться не в конторе, а в кабине трактора или перед станком, потому что это им приятнее — создавать своими руками нечто, нужное для людей. А в предлагаемой нами системе каждый должен занимать то место, где он будет максимально эффективен для системы. Не для себя, а для общества. Этот принцип моментально выметает из верхов всю гниль.

— Что-то я не замечаю тут станка, — ехидно сказал Дима.

— А кто тебе сказал, что я — «чистый»? — не менее ехидно ответил Вирджил, — стыдиться этого факта так же глупо, как и гордиться.

«А у тебя-то интересно, какие скелеты в шкафу?» — с любопытством подумал Дима, — «небось такие, что ууу… А ведь прикольно, кстати — как он признался, что тоже не идеал, мне как-то легче стало. Может и правы эти масоны?»

— А как эта машина показывает… ну, то, что в мозгу? Как со скрытой камеры? Или вид из глаз?

Вирджил засмеялся.

— Не беспокойся, подробностей не видно. Видишь ли, мозг — это не видеокамера. Он запоминает образы, а не картинку, поэтому расшифровка записи — дело довольно сложное. Когда ты смотришь в экран и видишь там голого мальчика на фоне заката, в твоем мозгу сохраняется не этот кадр, а впечатление, которое он создает. И, когда я смотрю твой файл, я и вижу это впечатление: образ заходящего солнца, образ обнаженного подростка, трогательный изгиб позвоночника, острые ключицы и связанные с этим ностальгию и сожаление по ушедшему детству. Хочешь сам посмотреть?

— Нет! — выпалил Дима даже быстрее, чем успел осмыслить вопрос.

— Да не обязательно этот момент. Что-нибудь вполне безобидное. Например, как выглядит твое знаменитое увольнение через призму твоей памяти?

Дима подумал, содрогнулся.

— Все равно — нет. Чей-нибудь другой файл… ваш, например?

Вирджил хихикнул.

— Мой? Извини, в другой раз. Но — поздравляю, еще один тест пройден. Один из важнейших, кстати — то, что ты отказался смотреть свой файл. Испытательный срок у тебя еще не закончился, но теперь у меня есть основания предполагать, что с остальными тестами ты тоже справишься. Можешь считать, что ты почти принят. На, держи.

Вирджил хлопнул на стол очередную купюру в пятьсот евро. Дима, с кривой ухмылкой на лице, подобрал ее и сунул в бумажник.

— Кстати, — сказал Вирджил, — должен извиниться, что намеренно так грубо вытащил самый лелеемый твой секрет. Я мог опровергнуть утверждение о твоей мнимой «чистоте» тысячей других примеров, да хотя бы твоим отношением к презренному металлу. Просто этот повод был самый наглядный.