— Если бы я знал своего отца только по книгам да по рассказам, при том, что он жив и здоров — тогда — да! Потому как отцовство — не заканчивается с рождением ребенка.
— Отлично! — зло сказал Иосиф, вставая и снимая микрофон, — отлично! Ересь на ереси!
— Э… — Дима отодвинулся, бросая панические взгляды на пустой экран, — «че это он задумал? Драться полезет? Вот блин!»
— Вы очень подходите друг другу, — Иосиф обвел взглядом сидящих за столом, — а я слышал достаточно и мне нечего здесь больше делать. Глубока ересь ваша, нет вам спасения.
Развернулся и тяжелым шагом пошел к выходу из студии.
— Э! — Дима вскочил в ужасе, — гос… святой отец! Подождите!
Но тот даже шага не замедлил. Дошел до выхода, хлопнул дверью и был таков. Дима остался стоять, растерянный и опустошенный. В студии послышалась возня и негромкие голоса. На освещенном участке появилась все та же девушка, наклонилась к Самойлову, сняла с него микрофон.
— Леночка, подожди! — донесся голос из студии, — сейчас, снимем еще пару кадров. Э… Дмитрий, сядьте.
Дима упал в кресло и вытер лоб. Украдкой посмотрел на экранчик — но он был не только пуст, красный светодиод, загорающийся при записи, не горел, да и камера смотрела куда-то в сторону — видимо, оператор как снимал выходящего из студии Иосифа, так потом камеру и оставил. Дима прищурился и присмотрелся — похоже, и оператора-то на месте не было. Со стороны «зрительного зала» доносились отголоски какого-то спора.
— Ох, наделал я делов, — пробормотал Лукшин сокрушенно. «Я же ведущий, я должен был их беседу направлять, а не сам в нее вступать, да еще с такой позицией. Ой, дела. Но и эти хороши! Какого хрена! Я в жизни этого не делал, могли бы что-нибудь подсказать, что делать! А вдруг кто знакомый смотрел? Ох…»
— Не переживайте.
Дима вздрогнул и поднял голову. Самойлов смотрел на него спокойно и сочувствующе.
— А?
— Вы были искренни, а владыка был предвзят. Не расстраивайтесь. Бог есть любовь, помните? Шанс спастись есть у всякого, даже самого закоренелого негодяя и отступника, а вы-то таким не являетесь.
— Да я не поэтому, — Дима махнул рукой, — Как-то… нехорошо получилось.
— Все в руце божией… Дмитрий, что же вы так обижены на отца своего? Вы полагаете, он вас бросил?
Дима оторопел.
— С чего вы взяли? Не бросал он меня, да и не обижен я на него ничуть. У него своя жизнь, у меня — своя… мы созваниваемся… иногда.
Самойлов улыбнулся.
— Я не про того отца. Он не помог вам, когда вы были в нужде и вы решили не верить в него? Назло ему?
Дима поморщился.
— Да с чего вы взяли? Я не назло, я просто не верю. Ни в Христа, ни в Аллаха, ни в Будду. А если кому-то из них действительно есть дело до их «детей» — могли бы как-то… помочь, что ли. В мире порой такое творится…
— А говорите, не обижены, — Самойлов улыбнулся, — Вы полагаете, он бросил человечество на произвол судьбы? А как бы вы отнеслись к тому отцу, который трясется над чадом своих до его седин, контролирует каждый его шаг и не позволяет делать ничего, что могло бы пойти ему во вред?
— Ну, — Дима пожал плечами, — совсем-то уж забывать тоже не годится. Я вот с отцом своим несколько лет не виделся, но я знаю — если я чего попрошу, он всегда поможет. Другое дело, что я сам просить не стану…
Самойлов негромко рассмеялся.
— Вы полагаете, Он — не помогает тем, кто нуждается в нем? Вы когда-нибудь просили его о помощи?
— Нет, пожалуй. Я же неверующий и привык полагаться на свои силы. Разве что… Дима усмехнулся, — было однажды. Давно. Меня с друзьями физрук в школьном туалете за курением поймал. И я молился, чтобы случилось чудо и надпись из дневника исчезла. Я, пожалуй, больше никогда так искренне не ждал чуда и не верил в него.
Самойлов широко улыбнулся, — но Господь остался глух к мольбам и с тех пор вы в него не верите. Но Дмитрий, вы же уже взрослый человек теперь. Думаете, было бы правильнее, если бы надпись исчезла и вы бы не получили наказания за свой проступок?
— Ну… — Дима пожал плечами.
— Мудрый отец не станет направлять каждый шаг своего чада. И не помешает ему оступиться, упасть и набить шишку. Поверь мне, сердце Отца нашего полно боли за наши ошибки, но мы сами должны, оступаясь и вновь поднимаясь, найти свой путь, и Он, в мудрости своей, это понимает. Свободная воля — величайший дар, который только может предложить отец своему сыну. И она дана нам не для того, чтобы мы губили свои души, но без таковой возможности — не будет и свободной воли.
Читать дальше