Фаина Гримберг - Флейтистка на часовом холме

Вскоре после этого все и случилось. Утром отец, как обычно, ушел в больницу. В полдень стало как-то тревожно, страшно. Послышались из соседних домов крики и громкий женский плач… Ка Алики куда-то побежала (после Марина узнала, что ка Алики бегала в больницу, узнать что с ага Лазо, и ей сказали, что за ним приехали на машине и увезли его, вежливые люди… В тот день были убиты все его друзья, один только Талё Хамази успел спастись…). Ага Вахаб стал собирать какую-то одежду в мешок… Прибежала ка Алики, стала о чем-то спорить с ага Вахабом… Ага Вахаб схватил на руки Марину, мать с криком потянула ее к себе… стало больно… Ага Вахаб вдруг отпустил девочку и быстро ушел, казалось, он был в отчаянии… Мать быстро повязала голову пестрым платком, так, чтобы половину лица прикрыть, схватила какой-то узел, схватила Марину за руку, после — на руки… И они побежали через пустые улицы… Было очень страшно… Марина закрыла глаза и чувствовала, как больно бьется сердце… После они уже шли в толпе… Машины тоже ехали… Марина не знала, что люди хотят перейти границу, чтобы спастись… Остановился большой грузовик, люди стали толкаться, кричать, залезать… Дверь в кабину открылась, высунулся Талё Хамази и звал ка Алики… Подножка была высокая, он сначала втащил Марину, после помог ее матери… Поехали… Стало очень жарко… Машины и люди сбились в кучу, потому что не пропускали… К их грузовику подъехала машина поменьше… Застучали… заговорили… Мать вылезла из кабины, слезла, взяла Марину… Понесла ее на руках к маленькой машине… Чуть подальше люди напирали, кричали… Вдруг страшно затрещало и запахло каким-то горячим, что ли, железом… Люди стали падать… Марина вырывалась из рук матери и кричала: «Нет!… Не-ет!… Где ага Лазо?… Не-ет!..» Горлу сразу стало очень больно… Было одно страшное желание, чтобы не убивали людей!. А это стреляли, это убивали!… Она увидела кровь и еще сильнее закричала… Вдруг перестали стрелять… Марина ощутила странную уверенность, охрипшим голосом она сказала кому-то из взрослых возле маленькой машины, чтобы ее поставили на крышу этой машины. Ее послушно подхватили под мышки и поставили… Она, маленькая худая девочка в пестром вылинявшем от стирки платьице, в ношенных сандаликах на босу ногу, вдруг приказала хрипло (она говорила с трудом, но с какой-то странной уверенностью): «Пропустите всех! Пока я смогу стоять, пропускайте!»… Она стояла, ножки вместе, вытянув напряженно ручки… Мать стояла рядом с машиной и плакала… Люди шли, ехали машины… Косичка расплелась, красная ленточка упала на землю… После стало темнеть… После совсем потемнело перед глазами, руки занемели, стало холодно ногам…

Она открыла глаза и поняла, что она — в чужом каком-то доме, на чужой постели… Ничего не кончилось!… На подушке засохла кровь, это у нее текла изо рта… Отец наклонялся над ней… — Ага Лазо, — тихонько сказала она. — Я стояла… Всех пропустили… Больше никого не убивали… Отец приподнял ее и осторожно прижал к груди…

Люди из машины сказали ка Алики, что отвезут ее к мужу. И действительно отвезли… За несколько дней Марина поправилась… Она, да и ее родители, не знали, что этот хороший дом в горах, такой благоустроенный, охраняется, потому что здесь — дель Позо… Марина увидела дель Позо, одного из самых богатых людей на этой планете, и, конечно, в нем не было ничего особо примечательного, лицо у него было в крупных морщинах, и сам — в каком-то вытянутом свитере, хотя мог бы себе сделать сто пластических операций и бог знает во что нарядиться… Дель Позо имел одну страсть — он коллекционировал всё, что касалось Фара и Флейтистки. Его коллекции не было цены! И в Тавиластан он выехал, чтобы, воспользовавшись обстоятельствами, пополнить коллекцию… Ага Лазо и Марина не произвели на него особого впечатления. Ага Лазо был очень высокий, обычное приятное лицо, волосы черные — ежиком, глаза — немного округлые, лет ему, наверно, 35-ть… А Марина — просто маленькая девочка… Дель Позо прекрасно владел и лаг а нским и шех и нским диалектом, Марина слышала, как он беседовал с ее отцом… Дель Позо спросил, согласен ли ага Лазо, что слово «Фара» происходит от греческого «хара» — «радость» и арабского «харрайр» — «радостный»… Ага Лазо ответил, что ему, нелингвисту, трудно судить… На вопрос, считает ли он себя наделенным какими-то удивительными свойствами, ответил, что в таких случаях речь может идти и о субъективных ощущениях, как его, так и тех, кто верит в эти его необычайные свойства… Кстати, разговор завелся о религии, и ага Лазо сказал, что для рока — безразлично — шиит, суннит, католик или православный, это всё — внешнее. Рока — теттис — цикады… Но особенно о теттис ага Лазо не разговорился, сказал только, что идеал — жить чисто, как насекомые… и что бывают — «цикады любви», вот они-то и поклоняются Фара, и «цикады старания», которые стремятся в идеале к аскезе… — Можно сказать, что «цикады любви» поклоняются мне, но сам я принадлежу к «цикадам старания», — ага Лазо усмехнулся, но натянуто немного… Впрочем, дель Позо не очень заинтересовался именно этой информацией; наверное, таких материалов у него было много… Дель Позо спросил, верит ли ага Лазо в то, что от Фара может родиться только один ребенок — Флейтистка… Ага Лазо чуть сдвинул брови и нахмурился, показывая, что это всё ему неприятно, затем сказал, что ни в строении своих внешних и внутренних половых органов, ни в сперме он никаких аномалий или особенностей необычных не нашел… Дель Позо показал ага Лазо ту самую книгу о наследственных заболеваниях Балканского ареала. Ага Лазо совсем смутился и сказал, что никакого синдрома под названием «аулетризм» не существует, это просто он, будучи студентом в Париже, немного дурачился, мистифицировал доверчивых авторов, обратившихся к нему за информацией… Марина осторожно глянула на страницу, там были фотографии каких-то голых людей, глаза у всех были закрыты черными полосочками… И Фотография ага Лазо, тоже с черной полосочкой на глазах, тоже без одежды, но Марина узнала его… Все были просто некрасивые голые и, наверное, больные люди, а отец был красивый… Теперь ему было стыдно своих юношеских дурачеств. Ка Алики тоже глянула на страницу и глаза ее блеснули… Человек какой-то, который был с дель Позо; может быть, его секретарь, сказал: «Что? Царь-жрец, а?…» Дель Позо пожевал губами и тоже что-то сказал о критских фресках… У Марины и ее отца взяли отпечатки пальцев и выяснилось, что это идентичные отпечатки, то есть отпечатки пальцев одного и того же человека! Дель Позо оживился, перестал вести беседы с ага Лазо, и теперь с отцом Марины беседовали другие люди и требовали от него, чтобы он подписал бумагу о том, что он отдает своего ребенка на воспитание, далее указывались имя и фамилия — итальянские — какого-то подставного или вовсе несуществующего человека… Зачем-то эта бумага нужна была дель Позо; в сущности, дель Позо просто покупал Марину, как живой экспонат для своей коллекции… Вероятно, он приобрел бы и ее отца, но то ли условия поставили невыполнимые, неприемлемые, то ли еще что… Ага Лазо был совсем беспомощным, не знал, что происходит в стране… Когда ему пригрозили, что Марину просто убьют, он всё подписал… Она уже узнала, что утром ее увезут… Целый вечер отец и мать говорили с ней… после — один отец… Она тихонько попросила прощения за то, что любит Териаги Лазара и, может быть, даже больше, чем отца… Отец гладил ее по головке теплой большой ладонью и тихо, с жаром говорил, учил, прощал ей все ее маленькие провинности, говорил все самые нежные слова… просил небо и Бога защитить ее… Утром ее накормили хорошим завтраком. Отец и мать были бодры, даже улыбались. На миг девочка подумала, что ее оставят, но отец понял ее мысли и сделал знак рукой — нет, нет… Мать надела на нее коричневую кофточку и завязала платочек под подбородком… поцеловала девочку… настороженно посмотрела на мужа… Ага Лазо улыбнулся дочери, обнял ее, развел руки… Незнакомая женщина взяла ее за руку и повела к двери… Марина не могла не обернуться… увидела, что отец поднялся и стоит распрямившись… Она впервые поняла, какой он высокий… Он рухнул на пол, звук удара затылка был страшный… он упал навзничь… она увидела, как странно и резко так забились на полу его руки, согнутые в локтях, большие… И страшный сдавленный крик… После, в больницах, она видела много эпилептических припадков… «Лазо!» — вскрикнула мать. Она, кажется, забыла о Марине… может быть, на миг… И Марина вскрикнула: «Скорей!» и потянула женщину за дверь… Было страшно…