Михаил Юдсон - Лестница на шкаф. Сказка для эмигрантов в трех частях

— Лаг… Лагерь… Лагэль… Мы его сами и создали, визионеры смелые — Плинеры да Френкели — отлили, возвели аккуратно. Аку-аку! Кумир! Со всеми макабрическими онёрами — бараковышками, оперроманами, нормами отвала челоматерьяла. Кипа дыбом! Ша в сапогах! Конечно, постанываем не единожды, покусываем за рукавицу, критикуем временами, но — Лаг всеблаг и Кум несменяем!

— Нема мимических морщин! Уважаемый публикум! Представление продолжается…

«Целое учение, — лимудно думал И. — Кум цу мир! Иди в лавочку — там тебе кагалом расскажут про лагери. Ну и что? Этот вопрос, как известно, опрокидывает любое представление о мире. Ну? И? Что? Они не знали иного, Бедные, Выгнанные, Разутые — и сваляли БВР. Коганы-варвары».

— Ты еще не дослушал! — зашумели Мудрецы. — Ишь, насмешливо свищет, внимая заветам! Вы на мысли не отвлекайтесь…

— Помню, как еще при Зоровавеле возвращались пленные менделе — в родимую софдепию, в счастливое Конечное Депо, и сразу их куяк по узкоколейке в кипенье буден, на постройку Стены Шу… Толочь алебастр!

— Пролегомены Лага — предзонники Изхода. Качается тюрзак, ланцухи на клешнях — звяк-звяк, угрюма вертухня — с волыной угро-вотяки, игвы-раругги…

— Тюрзак — он тюркской группы ботани. Фенязык!

— Я знаю. Сам учил по кубикам. Экибастузье языкознанье, билингва лабытнанги — лаг-лаг… Ямальская грамотка мало-мало… Ссылка-звездочка…

— Множество слов, которые мы произносим, точнее — выкрикиваем наугад, без видимой связи, — взяты нами из Лагерной Библиотеки. О, Блатека — скопище благого, незнакомого!

— Ведь почему мы медаберим на «книжной фене» — беду мерим на фенецком! — да выросли потому что, охнари, на книжках с оторванными обложками и выдранными страницами из лагбиблиотеки, с треугольными штампами «гуингмлаг» на полях, и вдобавок смешалось это под снегом с лагерным изером — шмон, шмотки, шмазь, хаза, хевра, халява, и сам отец-лагерь — Аба-Кум, Пахан-Махан, прочно вошло, осело…

— Ибо Лаг имел библок — вавилоны наваленных книг, разодранных, без обложки, и еще башни обгоревших черновых тетрадей, обугленных дневниковых записей — и все это было знанием о мире, вся эта древняя тарабэтщина стала речью посвященных, «книжным языком»…

— Да, Лаг разросся до пределов мира, и его библиотечка — случайный набор книжечек, растрепанных, зачитанных, лишенных переплета, с разлохмаченными краями (только и понятно, что то — зерцало, а че — певчий сумерек, а ба, бе, бл, бр — се век-вовкулак) — оборачивалась основой тайного язычества, «книжного жаргона»… Немногокнижие. Библиятека.

— Ах, бремя ученичества, апостольски пропахшее Павликом, Павкой, Павлом, мать его вамп, Павлом Иванычем!..

— Все, что не из книг, текло мимо сознания, а бумажное кумирчато сплавлялось намертво. Ветром телка в котел заметало. Мир написан и произнесен. Он и есть — Длинный Язык.

— Книжки-то были порватые, аховые, с неразборчивыми авторами — Аков, Оков, Иков, Ехов… Дос, Лес, Голь, Ушк, Тов, Стой…

— Вот уж — усадьба «Даровое»! Отрадное, глядь! Кормовые культуры! Густопсовые жалобы берданного Вохрамея: «До че-го пу-ле-то ту-го!» Тут срока и вышли… Остались стада шолохо…

— Игры разума! В ссылке — в стукалку, в загранке — в рулетку, в Адлаге — в поддавки на сковородке…

— О, блатная музыка сфер — «симфеня»! Она прошлепывает нас, размораживает полуфабрикаты мыслей — туфта-наледь сплетует-отвалится, а квартет, как ни садись, «На Конец Времени» — останется… На языке сей Зонии счастливой!

— По Ханне, Лаг — геенна. Аиды — оттуда.

— Зато какая, глядь, Блатека! Кому-то — нудство, ан нам — манна! Писчая писча!

— Льнешь к словам, стараясь доскребстись корочкой до дна… К вашему сведению, семантика симана з/к — это вовсе не «заключенный каналарамеец», возводитель зик/куратов за колючекой, закладывающий камешинки в вершину — а метка, значок кобла мифологических чудовищ-трозиблей, зин/кам… Вот откуда истошно вышивается, берет начало дело…

— Аттракции, звуки… Где он чичас, могучий певучий лагерный язык, раскатистые льдистые гекзаметры древнего Римгорода?! Осталась ж лишь обуженная лужа, одна воркутня…

— Взыскуя безыскусности, внецитатности, отползая от циркуляров начетничества, бежа «книжной речи» — ты попросту конструируешь очередной безнадежный Самлаг, полный новоязв… Как то: адон, послушно доношу, бакшиш о ту шану, в тот год уродился зело гадоль меод, я «Сефер Кесеф» выменял за грош, дав агору сребром, открыл главу «Креди!» и принялся ликрать…