Наталья Кременчук - Смерть на фуршете

— Ничего не дал. Сказал, что пока нового руководителя группы не назначили и он оставил наши телефоны своему начальству.

Трешнев без рассуждений стал звонить Борису, но звонки срывались.

— Ты, надеюсь, помнишь, что там центральная жертва — Горчаковский? — спросила Инесса. — А все остальные — жертвы по принципу Достоевского в «Преступлении и наказании».

— Я так поняла, что у Горчаковского была какая-то запутанная любовная история, — вставила Ксения. — Так что, досточтимый Андрей Филиппович (она могла бы добавить: «…и дорогая Инесса Владиславовна»), я не в объятиях Абарбарова пребывала, а выведывала у него недостающие подробности…

— Много ли выведала? — с сомнением проговорил Трешнев. — То, что покойный давно пребывал в свободном эротическом полете, знала вся наша тусовка. И про его роман с Сухорядовой все знают…

— Но почему тогда «литературная…»… — Ксения запнулась. Отвесов явно не о Сухорядовой говорил…

Трешнев долго молчал.

Он не только выдержал паузу, но и передержал ее.

— Ладно, — не без переигранной важности сказал он. — Весь день за рулем, в пробках — плохо соображаю. Подумаем утром, на свежую голову. Но прежде всего — завтра продолжим поиск «Кизилового утеса». Чувствую, главная тайна, тайна убийства Горчаковского, связана именно с этой книгой! А послезавтра встретимся на Соборной премии и обсудим результаты. Я полон оптимизма.

— На Соборную не смогу, — сказала Инесса. — У меня послезавтра в школе последний звонок.

— Сгоришь ты на работе, — сострадающе сказал Трешнев.

— А я смогу! — спокойно сказала Ксения. — До встречи, Андрей. До свидания, Инесса.

После чего они высадили Ксению у метро «Коньково» и уехали в известном направлении…

Возвратившись домой, Ксения подумала, что, возможно, Трешнев был и прав, говоря о своей усталости. За рулем она не сидела, но чувствовала такую обессиленность, что, встав под душ, тут же опустилась на дно ванны и на непонятно какое время забылась под теплыми струями.

Как следует не вытершись, добрела до постели и провалилась в сон.

Нуль остался нулем и к вечеру следующего дня.

Однако эта неудача только раззадорила Трешнева.

Его баритон в телефонной трубке переливался жизнеутверждающими обертонами.

— Кажется, все солидные библиотеки Москвы мы прочесали. «Кизилового утеса» нет нигде. Полный нуль! Значит, встречусь с арбатскими книжными жучками. Если и у них нет, съездим в Турцию! Надо только пристегнуться к подходящему фуршету. А пока — не опаздывай на Соборную.

Однако в сенях зала Церковных соборов храма Христа Спасителя Ксения увидела не Трешнева, час назад прошивавшего эфир оптимизмом, а человека, бледного то ли от горечи, то ли от злости.

— Что с тобой, Андрюша?! Что случилось?

— Только представь себе! Сейчас подхожу к храму… То есть не к храму, а сюда, к залу заседаний… На ближних подступах стоит Амазасп Гивиевич, явно без пригласительного билета, ждет оказии. А у меня Инессин билет невостребованным остался. Матушка Ольга мне их на всех наших выдала… Я, естественно, с самыми добрыми чувствами подхожу к нему, протягиваю, все-таки человек без друга остался… Возьмите, говорю. А он от меня чуть не отшатнулся… Что такое?! Оказывается, вот что эти организаторы придумали! Сделали билеты двух видов: в серебряных конвертах и в золотых. И тех, у кого серебряные, пустят только на церемонию объявления лауреатов… А вот те, кого удостоили золотых, пройдут и на фуршет… Скажи мне: это демократия? Это соборность?

Он увидел проходившего мимо худощавого бородача с портфелем.

— Сейчас спросим специалиста. Профессор Вахмистров Степан Романович. Исследует как раз соборность, пасхальность и святочность русской литературы. Недавно посвятили его в члены Академии фуршетов в сане новоприобщенного, взяв обещание, что масленичность литературы он тоже включит в круг своего ученого внимания.

Окликнул.

Профессор заулыбался, подошел.

— Скажи, будь ласка, Степан Романович, какой у тебя пригласительный — серебряный али золотой?

Вахмистров развел руками:

— Вообще никакого нет. Я в жюри… Извини, тороплюсь. Мы ведь будем голосовать прямо сейчас, во время церемонии. На фуршете спокойно поговорим. У меня есть пара вопросов…

Скрылся в глубинах пространства.

— Наивный! Думает, где фуршет — там Трешнев!.. Конечно, отчасти он прав — я и без серебряного билета всюду пройду, но важен принцип. Я пройду, президент пройдет, но вот пройдешь ли ты — вопрос. А проводить тебя обходным порядком — значит разменяться на пятаки.