Наталья Кременчук - Смерть на фуршете

В этот момент официант подкатил столик к Горчаковскому.

Кроме блюда под сферой, на нем стояли бутылка вина и одинокий бокал.

— Прошу прощения, — обратился Купряшин к присутствующим на сцене. — Хотя у нас торжественная церемония, она предельно демократична. Уважаемый Игорь Феликсович, вне сомнений, разделил бы с вами дегустацию описанного им блюда, но мы не можем устраивать застолье на сцене под взорами уважаемых гостей, которых внизу ждет обильное угощение. И тоже с приятным сюрпризом! Поэтому Игорь Горчаковский дегустирует стерлядь, фаршированную по-царски, сообщает нам о своих впечатлениях и мы все устремляемся к накрытым столам! Прошу, мастер!

Официант снял сферу, и Горчаковский уставился на блюдо, поигрывая ножом и вилкой.

Из-за кулис с большим бокалом красного вина вышел Димитров и, поскольку его кресло было занято собственным букетом и дипломом, сел в кресло Горчаковского. После чего сделал щедрый глоток из своего бокала.

Горчаковский, показывая на блюдо, стал что-то спрашивать у официанта, а тот что-то отвечал, разводя руками.

— Игорь Феликсович не требует, чтобы ему подсказали, он просто выражает восхищение искусством приготовления одного блюда из двух различных рыб, — пояснил Купряшин, но без уверенности в голосе.

Между тем Горчаковский наконец начал резать нечто на блюде — им в зале было не видно что, — а потом опять обратился к официанту. Тот пожал плечами.

— Игорь Феликсович полагает, что в этих обстоятельствах дегустации ему надо было подать не прекрасное французское вино, поставленное нашими спонсорами, а кувшин чистой воды, чтобы все же попытаться распознать стерлядь и ледяную рыбу, которую… вот наш друг подсказывает, — он кивнул на официанта, — правильнее называть белокровной щукой.

В это время Горчаковский, которому, очевидно, надоело играть в дегустацию, один за другим отправил в рот два куска придуманного им яства, осушил бокал вина и, все еще жуя, схватил у Купряшина микрофон.

Хотел что-то сказать, но закашлялся.

Продолжая кашлять, он показал пальцем на блюдо и что-то попытался произнести, но не удалось. Схватил бутылку, налил в бокал и кое-как стал пить.

Купряшин (вероятно, он виртуозно отключал микрофон в нужные мгновения) вновь попытался выяснить, что Горчаковский считает стерлядью, и тот наконец, кое-как подавив кашель, проговорил — микрофон был включен:

— Стерлядь — это! — ткнул вилкой не видно зрителям куда.

Зал, окончательно изнемогший от ожидания, взорвался овацией.

Но Купряшин поднял над головой сложенные косым крестом руки, и все смолкло.

Спросил что-то у официанта. Тот пожал плечами.

Горчаковский, окончательно откашлявшись, взял микрофон и четко произнес:

— Первый кусок, который я взял, был стерлядью. Второй — белокровной щукой.

И поклонился.

Взрывная овация — и вновь руки Купряшина, воздетые над головой в форме косого креста.

Тишина.

— Дамы и господа! Неожиданно выяснилось, что даже наш друг, доставивший на сцену стерлядь по-горчаковски, позвольте выразиться так, затрудняется с ответом, где что на блюде лежит. И это, полагаю, лучшая оценка как искусства нашего лауреата, так и его читателей — наших поваров! Через несколько мгновений в этом сможет убедиться каждый: в центре фуршетных столов стоит блюдо с тем же самым двойным кушаньем. Первые пять гостей, угадавших рыб, — думаю, разницы они не почувствуют, именно угадавших (главным экспертом, естественно, выступит шеф-повар), — получат роман «Радужная стерлядь» в подарочном оформлении и с автографом Игоря Горчаковского. А в завершение нашего праздника всем уходящим вручат замечательный сувенир — звуковую книгу. Главы из романа «Радужная стерлядь» читает народный артист Анатолий Пелепенченко. Он, надеюсь, как и обещал, после спектакля сразу приедет на наш фуршет.

Купряшин дождался аплодисментов и вновь поднес микрофон к устам.

— Торжественная часть нашей церемонии завершена, а праздник литературы продолжается! Приглашаю всех пройти к столам и поднять бокалы!

Оваций и даже аплодисментов уже не было. Под прощальные звуки фанфар и барабанный бой зрители устремились в пространство фуршета.

Однако Трешнев не торопился.

— Всем хватит! — почти лениво произнес он. — Ну что, Владимир Федорович, не пойти ли помыть руки, как нас учили в детском садике?

— Меня еще до детского садика этому научили, — степенно ответил Караванов.

— Где встретимся? — спросил Трешнев у Ксении.