Наталья Кременчук - Смерть на фуршете

— Вы знаете… Как вас зовут? — Ребров довольно крепко взял ее чуть повыше локтя.

— Ксения.

— Вы знаете, Ксения, сейчас я пишу вещь гораздо сильнее, чем все, что написал прежде. Дело в том, что мне совершенно случайно попал в руки трехтомник Владимира Сорокина, а вслед за ним и трехтомник Виктора Пелевина. Валялись на даче, у внучки в комнате… А я до своего трехтомника дожил только в 1984 году… Вместе с уходом на пенсию…

Ксения огляделась вокруг. Академиков нет, «девчат» нет. Кресел, диванов, стульев тоже не просматривается.

— Вы кого-то ждете? — грустно спросил Ребров.

— Совсем нет, — полусоврала Ксения. — Хотела, чтобы вы присели где-то здесь. А то неудобно как-то…

— Ничего, я пока постою, — бодрился старый писатель. — Ведь все стоят. А девчата мне коньяк принесут.

— Коньяк и я вам принесу! Одну минуту! — Ксения поставила свой фужер и тарелку на широкое перило балюстрады и рванула к алкогольному столу, едва не уткнувшись в тарелку с двумя виноградными гроздьями, янтарно-желтой и сизо-синей, прикрывавшими дольки манго, кубики ананасов, ломтики дыни, наверное, еще что-то… Но повезло — тарелка была в руке высоченного Дениса Димитрова, и он успел поднять ее над головой миниатюрной Ксении. Извиняясь, она отметила не только насупленное лицо плодовитого труженика слова. Ей удалось разглядеть на его широкой груди и значок, замеченный еще когда он взошел на сцену. «Пионерский лагерь “Артек”. 75 лет» было написано на большом овале с изображением красного галстука, Медведь-горы и морского прибоя.

Когда Ксения вернулась с коньяком, Ребров был не один. Перед ним стоял Антон Абарбаров с двумя фужерами водки и говорил довольно твердым голосом:

— Вы, Борис Савельевич, можете считать меня своим литературным учителем. На ваших книгах о войне я учился писать, ваши книги о войне помогли мне выжить… Прошу вас, выпейте со мной за ваше здоровье! — и он протянул Реброву один из своих фужеров.

Рядом с Абарбаровым покачивался, заложив руки за спину, уже примеченный пьяный в мятой полурасстегнутой ковбойке.

— А вот и коньяк! — опрометчиво провозгласила Ксения.

Ребров, который было взял водку у Антона, принял бокал с коньяком:

— Увы, со времен войны я изменил водке. По настоянию врачей. Но коньяк, молодой человек, я с вами задушевно выпью!

Они чокнулись, и, пока Ребров окунал губы в золотистый напиток, Абарбаров вылил в себя содержимое фужера.

Ксения ахнула, но затем подхватила свою тарелочку с перила и сунула ее новооткрытому литературному ученику Реброва.

— Закусывайте!

— Мы после второй не закусываем! — почти хрестоматийно возразил Абарбаров, выдохнул и опорожнил тот фужер с водкой, от которого отказался мастер.

— Спасибо! — вдруг проговорил пьяный в ковбойке, ловко загреб в горсть половину того, что было у Ксении на тарелочке, и отправил в недра своей слюнявой пасти.

Ксения совсем растерялась.

— Ой, дед, ты уже выпиваешь! — внучка и Арина Старцева появились возле них с большими, не то что Ксенино блюдце, тарелками, наполненными съестным… Там же было несколько подрумяненных кусков чего-то фаршированного.

— Да-да, — сказала Арина, — это горчаковское загадочное блюдо. Но я уверена, что распознаю. Все-таки родилась и выросла в Астрахани!

Абарбаров повертел в руках пустые фужеры и вновь отправился к столу с выпивкой. Пьяный, как привязанный, поковылял за ним.

— Надо бы посадить дедушку! — довольно строго сказала Ксения внучке и вновь осмотрелась. Показалось, что вдали мелькнул Купряшин, и она бросилась туда.

Действительно, Василий Николаевич с фужером красного вина, улыбаясь, подходил к тем дамам, которых Ксения в дамской комнате слышала-видела. Только эти дамы теперь стояли в группе себе подобных литературных матрон.

— Василий Николаевич! Извините, пожалуйста! Там… ваш финалист… писатель-ветеран… — Ксения отсекла координатора от этих индеек, уже загалдевших ему навстречу, но вдруг ее решимость свернулась под ласковым взглядом Купряшина. — Борис Савельевич…

— Что-то с Борисом Савельевичем? — перепугался Купряшин, и его чары мгновенно отпустили Ксению. — Где он?!

— За колоннами. Стоит! Неужели на фуршете не нашлось хотя бы одного стула, чтобы усадить почти вашего лауреата, ветерана…

— Успокойтесь, голубушка! — Купряшин тоже пришел в себя. — Вы же понимаете, что в этой круговерти могут случиться маленькие накладки. Сейчас все устраним. Как вас зовут?