Ярослав Ратушный - Юдифь и олигофрен

— Никогда не знаешь, кто на кого охотится, — философски заметил Белаз.

— Как же ты его выследил? — спросил я, чтобы поддержать беседу.

— Когда я понял, что он на меня охотится, — начал рассказывать Камаз, — то решил устроить ловушку. Поставил ночью палатку на поляне, положил в спальный мешок бревно, а сам выполз и залег в кустах.

— Зачем бревно вместо себя положил? — недовольно спросил Белаз.

— Подстава была нужна. Я же говорю, что он очень хитрый.

— Если он такой хитрый, почему на деревяшку набросился?

— Может быть, ты не веришь? — спросил Камаз очень спокойно, даже радостно, однако в его голосе отчетливо звучала угроза.

— Верю каждому зверю, а тебе, ежу, — погожу, — мрачно пробормотал Белаз себе под нос русскую пословицу.

— Только он на бревно набросился, я его из «узи» расстрелял, пуль двадцать всадил. Ты же сам утром место осматривал.

— Я тело не видел, только изрешеченную палатку, разорванный спальник и гильзы.

— А кровь ты видел, а примятую траву, а щетину? Говорю тебе, духи его утащили. Не мог он сам уйти, я в него всю обойму всадил.

— Может быть, и утащили, — примирительно сказал Белаз, — мне то что? Вот только не пойму, зачем ему выступ на груди?

— А зачем носорогу рог? Такая у него эволюция.

— Рогом бодаются.

— Так выступ же, бля, как топор острый, порезаться можно. Так сказать, для смертельного объятия. Сам пробовал пальцем, когда он мертвый лежал.

— Очень сложная эволюция, — засомневался Белаз.

— Не веришь, — задумчиво произнес Камаз, угрожающе направившись к собеседнику. Они яростно закричали друг на друга, вероятно, на ассирийском языке, издавая хриплые, гортанные и лающие звуки.

Я решил воспользоваться ситуацией, чтобы унести ноги из опасного заповедника древности и бесшумно направился к выходу. Мне даже не пришлось врать, что нужно в туалет, поскольку близнецы были полностью поглощены выяснением отношений. Однако меня ожидало жестокое разочарование. В дверях стояло странное женоподобное существо, одетое в длинные белоснежные одежды. Я с трудом узнал Омара, который нацепил на лысую голову белокурый парик, сильно напудрил лицо, подвел глаза тушью и накрасил губы.

«Хозяин-то, педераст», — подумал я.

Омар поднес ладошку ко рту и легко подул. Мне показалось, что он хочет послать воздушный поцелуй. Однако к лицу рванулась мощная струя пламени. Я в ужасе отшатнулся. Когда я открыл глаза, то увидел, что Омар принял прежний вид: исчезли парик и грим с лица, зато осталось длинное белое одеяние, прошитое полосами из золотых ниток. Теперь он действительно был похож на шумерского жреца.

— Хотите меня сжечь? — угрюмо спросил я.

— Неплохая мысль, — ответил Омар. — Согласно китайскому преданию, даосские святые могли подниматься на небо, бросаясь в костер. Вы можете представить небесные врата в виде пылающего костра?

— Представить я могу, но если честно, то это больше напоминает ад.

— Вы находитесь в плену у стереотипов, — доброжелательно сказал Омар, и я подумал, что опасность уже миновала. — Однако я не буду вас за это сжигать по той простой причине, что вы уже сожжены, поэтому находитесь на том свете.

— В таком случае, спасибо за хорошую новость. Впрочем, я не замечаю большой разницы между тем и этим светом.

— Вы не должны ничего замечать, ибо везде одинаково скучно. В загробном мире умершие становятся молодыми, обитают в обычных жилищах, занимаются привычным делом, заключают браки, рожают детей.

— Что-то я не чувствую себя молодым, — неуверенно пробормотал я.

— Не горюй, парень, — надрывным голосом сказал Камаз, ударив меня по плечу. — Найдем тебе бабу с сиськами ниже волосатых колен. Эх, заживешь! А там и детишки пойдут.

— Это и есть бессмертие души? — удрученно спросил я.

— Во-первых, духи не бессмертны. По окончании своего срока они умирают полностью, попадая в некое несопряженное с нашим миром пространство, либо возрождаются на земле. Во-вторых, ваша душа и вы — это совершенно разные понятия.

— Надеюсь, что связь между ними еще существует.

— Не буду отрицать наличие некоторой временной связи. Однако заметьте, что жизнь человека — это всего лишь один день души. Ваша жизнь может быть счастливой или трагической, но для души это не столь существенно, ибо впереди еще много дней.

— Вы действительно полагаете, что я нахожусь на том свете?

— Вот на этот вопрос я не могу ответить определенно, ибо нет никакой возможности сказать точно, в каком мире мы живем. Кто знает, может быть, вы родились в аду и прожили в нем всю жизнь. Все дело в том, что относительно противоположного космоса мы являемся тенями для тех, кого полагаем умершими.