— Пу-ру-ша, — продолжал я катать на языке понравившееся мне слово, ибо мне порядком надоели нудные шумерские изыски. Более того, я подумал, что хозяин редкий зануда.
— Пуруша — это время, — сказал Омар. — После его гибели начинают тикать невидимые часики, означающие смерть, обновление, перерождение космоса и всех населяющих его существ, за исключением бессмертных богов, которые неподвластны текущему времени, поскольку находятся в ином пространстве. Предположение о двух взаимно влияющих мирах, которые по отношению к себе являются материальными, но по отношению друг к другу духовными, что закодировано во всей мифологии, влечет допущение о существовании противоположных временных потоков. Если физические свойства миров позволяют, не имея относительно друг друга ни массы, ни скорости, совместно находиться в одном пространстве, то встречные временные потоки определяют одновременность.
— Боже мой! — вскричал я взволнованно, старательно скрывая иронию. — Вы говорите так убедительно, что хочется порвать на себе одежду, как иудейский царь Иосия.
— Библейское и мифологическое время не могут служить историческим ориентиром, ибо большинство сакральных событий происходили не в нашей реальности. Возможно, царь Иосия разодрал одежды, услышав слова закона из найденной книги, где было написано, что он разодрал одежды, услышав слова об этом.
— Это тоже интересно, — оценил я очередную сентенцию хозяина. — Стоит человек и смотрит на картину, на которой нарисовано, что он стоит и смотрит на картину, на которой нарисовано, что он стоит и смотрит на картину. Ха-ха-ха!
— Не вижу ничего смешного, потому что ваше сознание в состоянии лишь отчасти воспринимать относительность такого рода, но и этого достаточно для понимания, что сакральные тексты описывают все неоднородное пространство вселенной и все время. Если вас заинтересует конкретный факт из священной истории, например, исход из Египта, то, прежде всего, необходимо выяснить, где и когда происходило это событие. Нельзя даже определить, кто раньше знал об относительности: Эйнштейн или древние индийцы, утверждавшие, что Пуруша был отцом своих родителей. Сама постановка такого вопроса выглядит бессмысленной.
— Мочить козлов, — произнес Камаз с закрытыми глазами, и я понял, что степень его медитации достигла значительной глубины.
— Я покажу вам нечто очень важное, — торжественно произнес Омар, вставая. — Нечто такое, что поможет вам понять суть вещей.
Я тоже поднялся на ноги, которые держали меня не очень уверенно. Впрочем, последнее обстоятельство мало меня заботило. Наверное, засиделся на месте. Я подошел к перилам балкона, внизу качалась дрожащая темнота. Меня тоже качнуло, да так сильно, что пришлось руками вцепиться в перила. Появился страх поддаться соблазну, легко перебросить тело через небольшое препятствие — и полететь. Все же хотелось стоять на краю пропасти, покачиваясь и обмирая от страха, смешанного с восторгом.
Похоже, что кайф очень близок к смерти. Глубокая, воспетая поэтами мысль! Здесь происходит великая, обсосанная со всех сторон коммунистическими идеологами, битва противоположностей, и их единство в необозримо светлом будущем. Крылатые и юркие, как сперматозоиды, эросы мочат мрачных и темных танатосов, а те в свою очередь глушат зазевавшихся эросов. Затем те и другие меняются местами, и наступает всеобщий катарсис. Черт знает что! Новогегельянство какое-то! Сраная омаровская диалектика!
Опять вспомнился знаменитый сюжет «Юдифь и Олоферн». Прекрасная еврейка, утомленная жаждой и назойливыми ассирийцами, решила совершить подвиг. Она надевает лучшие одежды, берет служанку, которая тащит тяжелую корзину с провизией, и идет во вражеский стан. Получается интересная ситуация. Воды в осажденном городе нет, а еды оказывается настолько много, что можно взять с собой, чтобы не оскверниться, отведав ассирийской кухни. Кроме того, есть один пикантный нюанс. При таком сильном дефиците воды прекрасная вдова в течение довольно долгого времени была лишена возможности принять ванну. Каким образом она соблазнила избалованного женским вниманием Олоферна?
Ассирийцы оказались очень вежливыми ребятами. Даже длительная осада иудейского города и тяготы суровой лагерной жизни не повлияли на их поведение. Они смиренно отводят к полководцу двух женщин, из которых, по меньшей мере, одна была красавицей. А ведь могли пустить по кругу и затрахать до смерти.
Читать дальше