Владимир Лорченков - Копи Царя Соломона. Сценарий романа

–… мы, собственно… – говорит Кацман.

Девушка, все так же лежа, и не прекращая орудовать пятерней – именно пятерней, по-взрослому, – стонет, глядя на них, показана крупно ее шея, лицо… Они идут красными пятнами…

Экран в пятнах. Отъезд камеры. Фокусировка становится четче и мы видим, что пятна это Кацман и девушка. Ветеран войны трахает сумасшедшую, его зад скачет между ногами девушки, штаны спущены к щиколоткам (в общем, даже трахались они по-советски, не эстетично – В. Л.), он наяривает, девушка подмахивает, отец Натальи читает на кухне книжку.

Крупно титул. «Валька и его пионерская дружина».

Отец Натальи выражением лица – трогательно-добродушным – в этот момент очень похож на литературного критика В. Нестерова, который обожает артефакты затонувшей советской Атлантиды вроде книг про «Вальку», покряхтывая при этом о том, Какие Люди Жили и Творили (впрочем, если Нестеров вернется из идиотского издательского проекта про андроида Марусю в отдел критики Газеты. ру, я прошу вычеркнуть эту ремарку – В. Л.

Комната девушки. Кровать трясется. Задрожав, ветеран прижимается к несчастной (ну или счастливой, как посмотреть – В. Л. и замирает. Встает, отдуваясь, говорит – причем видно, что он начинал это говорить до того, как начать акт, ну, чтобы преодолеть смущение:

–… ну, значит, вот так, дочка, – говорит он.

– Теперь мля что ни начальник райкома, то мля голова, – говорит он.

– А ты его спроси, цемент почем с песком мешать-то? – говорит он.

– Или вот… опалубка, – говорит он.

– Если на полметра, то откуда-то гравий? – говорит он.

– Да ты спроси, спроси, – говорит он.

– Ни один мудак не ответит! – говорит он.

– Одно же мля дело бумажки сраные раздавать, – говорит он.

– Другой дело делом заниматься епыть, – говорит он.

– Я тебе, доча, вот что скажу, – говорит он.

– Самое последнее дело нынче бездельничать, – говорит он.

– Молодежь вся на стройках, деньги зарабатывает, – говорит он.

– У меня одна малярша за сезон полторы тысячи подъемными… – говорит он.

– За сезон!!!! – говорит он.

– Полторы тыщи!!! – говорит он.

– Так что может и ты это… – говорит он.

– Того… – говорит он.

– А что, коллектив у нас молодой, дружный, – говорит он.

– Один я из стариков, – говорит он.

– Но старый-то конь борозды не портит, ха-ха, – говорит он.

– Опять же, поварись в коллективе… приглядись, – говорит он.

– Присмотрись, – говорит он.

– То, се, путевку в жизнь дадим, направление в институт выпишем, – говорит.

– Пойдешь, как рабочая молодежь, на инженера, – говорит он.

– То се, пятое десятое, – говорит он.

Все это время – по ходу монолога, – Кацман одевается, застегивает на груди рубашку, надевает штаны, застегивает было штаны, потом махнув досадливо рукой… (Семен Семеныч! – воскликнут при этом совки, помешавшиеся на цитировании своих сраных не смешных фильмов, и это действительно отсыл к их сраной «Брильянтовой руке» – В. Л.… расстегивает ширинку, возится там руками, и выбрасывает в угол презерватив, который забыл снять, а сейчас снял… снова застегивается… наклоняется, обувается…

Крупным планом девушка на постели… глядит в стену… само собой, она не подавлена и не расстроена, это дурочка… крупно показаны ее красивые ноги, роскошная грудь… пустые, бессмысленные глаза… если бы Кацман хотя бы чуть-чуть имел дело с сумасшедшими, он бы понимал, что присутствует при легком штиле перед бурей…

– Ну… значит… я это… – говорит он у двери.

Крупным планом белая стена. Потом – проем двери. В нем появляется отец Натальи, тот расстегивается на ходу… Крупным планом дрожащие пальцы…

Камера отъезжает. Мы видим, что это пальцы Иеремии, который подвязывает рану бомжа, чтобы тот раньше времени не истек кровью. Тот говорит взахлеб и сделал паузу, чтобы набрать воздуху… Натан и Иеремия глядят на бомжа гадливо.

– А ты, значит, сука, там не был? – говорит Натан.

– Нет, конечно!!! – восклицает бомж.

Короткая черно-белая ретроспектива: мы видим входную дверь глазами кошки, и у двери, конечно же, три пары ног… Снова опушка. Иеремия нежно берет бомжа за подбородок одной рукой, – крепко держит – и, вкладывая палец в раскрытую рану на груди (для публики попроще это будет обыгрывание сцены с мучениями жертв в «Молчании ягнят», для тех, что посложнее – история Фомы и перстов в ранах Иисуса – В. Л., говорит:

– Дальше…

Расфокусировка поляны: это взгляд бомжа, которому ужасно больно… белые и серые пятна…. снова нормальная резкость. Мы видим на кровати девушку, которая все так же лежит, – бесстрастно, как Пенелопа Круз в роли Кармен, давшая потрахать себя нелюбимому мужчине, – а на ней скачет отец Натальи. Тоже штаны собраны в районе щиколоток. Лицо у отца Натальи немножко недовольное. Ему явно хотелось бы какого-то встречного движения. Пока что он похож на вышедшего в тираж поп-певца, который приехал в город Нижний Вартовск и пытается расшевелить всех 126 посетителей своего «невероятного концертного шоу» криками «а теперь все вместе… в ладоши» (кстати, что именно в ладоши? – В. Л.).