Себастьян Фолкс - И пели птицы...

— Я думаю, готовы, — ответил Грей. — А как считаете вы, Рейсфорд?

— Полагаю, готовы, сэр, — ответил Стивен. — Правда, меня несколько беспокоит характер местности. К тому же противник провел здесь долгое время, не так ли? И выстроил линию обороны, подобной которой…

— Да ну вас! — воскликнул Барклай. — Сроду не сталкивался с таким малодушием. Нашему наступлению будет предшествовать шестидневный артобстрел, да такой, что после него от проволочных заграждений немцев отсюда и до Дар-эс-Салама одни только клочья останутся. Если кто-то из бошей и уцелеет, они, черт подери, будут так рады, что все кончилось, что встретят нас с поднятыми руками.

— Это, безусловно, даст нам совершенно неожиданное преимущество, — согласился Грей.

— И еще, — сказал Барклай, — я не нуждаюсь в тактических советах взводного командира. У меня и так уж Роулинсон над душой стоит, да из бригады, что ни день, новые приказы сыплются. Делайте, что вам велят, и все. А теперь пойдем перекусим.

За изысканным столом, стоявшим в комнате с высокими окнами, к ним присоединились заместитель полковника майор Тереби и три других ротных командира. Стивен побаивался, что ему придется не столько беседовать со старшими офицерами, сколько прислуживать им за столом, однако этим занимались официанты из офицерской столовой, которым помогала пожилая французская супружеская чета.

— Это что же такое? — поинтересовался, подняв к свету бутылку, Барклай. — Жевре-шамбертен. Хм, вкус недурной, хоть я и не понимаю, почему нам не подали к рыбе белое вино.

— Белого у них в погребе нет, сэр, — объяснил ординарец полковника, маленький беловолосый лондонец, — а я знаю, вы неравнодушны к рыбе. Форель, сэр. Из здешней речки.

— Очень хорошо, Дэвис, — сказал, пополняя свой бокал, Барклай.

За рыбой последовало жидковатое жаркое, за ним выдержанный сыр со свежим хлебом. Обед продолжался до четвертого часа дня, затем все перешли в другую, залитую солнцем комнату, к кофе и сигарам.

Стивен сидел в мягком кресле, поглаживая пальцем парчу обшивки. Один из ротных командиров, рослый молодец по фамилии Лукас, рассказывал о рыбной ловле на Тесте, протекавшем неподалеку от дома его родителей в Гэмпшире. Другие обсуждали футбольный матч, в котором встретились команды двух батальонов. В состав базировавшейся неподалеку эдинбургской части входила оказавшаяся решительно непобедимой команда клуба «Харт оф Мидлотиан».

Ординарец полковника принес бренди, и Стивен подумал о солдатах своего взвода, о том, как они заваривали чай на крошечных спиртовках, ставя их у сырых стен окопов. Один из них, угрюмый маляр по фамилии Стад, имел обыкновение насаживать на острие штыка кусочек сыра, приманивать им крысу, а затем нажимать на курок. Стивену казалось, что, наслаждаясь в этом элегантном доме едой и выпивкой, он предает их, хотя на деле и сами солдаты руководствовались принципом «бери, что дают». Они тащили все, что плохо лежало по всей линии траншей, а продуктовые посылки из дому считались у них общим достоянием, и одна из последних, присланных убитому несколько недель назад Уилкинсону, стала основой коллективного пиршества.

Он улыбнулся этим мыслям, хорошо понимая, что его недолгое бегство от реальности вскоре закончится.

Батальон прошел маршем к деревне Коленкан. Дорогой солдаты пели. Был теплый июньский день, солнце освещало блеклую окрестную зелень. В кронах вязов сонно перекликались грачи, из листвы платанов и каштанов несся немолчный посвист дроздов. В деревне царило вавилонское смешение выговоров — Ольстер, Лондон, Глазго, Ланкашир. Мест для постоя на всех решительно не хватало. Вечером устроили футбольный матч, запах пота пробуждал воспоминания о передовой, о давно не стиранных, завшивленных гимнастерках.

Стивен привел свой взвод к амбару, возле которого Грей пытался договориться с неуступчивой женщиной и ее сыном. К ночи двум офицерам все же удалось разместить солдат в амбаре, обеспечив их свежей соломой в качестве постелей и горячей пищей из полевой кухни.

И в эту же ночь заговорили пушки. Стивен, расположившись на сеновале амбара, читал при свече книгу. Недалеко отсюда, за деревней, стояла в вырытом окопе гаубица, ее выстрелы стряхивали со стропил амбара вековую пыль.

Первое время обстрел был слабым — чем-то вроде прочистки горла, — однако эхо его носилось и носилось над равниной гудящей басовой нотой. Когда она становилась совсем низкой, почти не слышной, сквозь непрерывное бормотание пушек пробивался новый глухой удар, за ним еще один; стены амбара сотрясались. Стивен чувствовал, как по деревянному настилу сеновала пробегала дрожь. Он представил себе входящих во вкус артиллеристов в глубоких орудийных окопах, — они сдирали с себя рубашки, заталкивали поглубже в уши спасительные комочки воска. Гром орудий внушал ему благоговейный страх, их, выстроившихся вдоль шестнадцатимильной линии фронта, было так много, что раскаты длились и длились — тяжелые пушки рождали устойчивый гул, подобный сдержанному рокоту литавр, более легкие добавляли к нему свои акценты, создавая причудливый ритмический узор. Час спустя все они плевались снарядами, наполнявшими ночное небо плотным потоком летящего металла. Теперь их шум напоминал грохот волн, разбивавшихся о берег, набегая вплотную одна за другой.