Себастьян Фолкс - И пели птицы...

Когда Стивен проскакивал в дверь, голову его уже переполняли жуткие картины. От двери расходились четыре коридора. Он покричал.

Темно здесь было так, что он едва видел, куда ступает. Он пошарил по стене, открыл какую-то дверь. За ней всполошенно закудахтали куры. Стивен, содрогнувшись, захлопнул ее. Он побежал по второму коридору, рывками открывая двери и облегченно закрывая их, поскольку никаких ужасов за ними не обнаруживалось. Отчаяние гнало Стивена дальше.

Внезапно у него за спиной раздался женский голос:

— Месье?

Голос принадлежал молодой женщине с большими ласковыми глазами и завязанными на затылке красной лентой волосами. Стивен замер, онемев.

— Что вам нужно?

— Я ищу… вашу мать.

— Пойдемте.

Женщина взяла его за руку. Они вошли в комнату с красной лампой и расписанными на восточный манер ширмами. Деревянный наличник на двери формой напоминал минарет. Пол был таким же, как в прихожей, земляным. Терзаемый страхом Стивен озирался по сторонам. Молодая женщина провела его за ширму — к двуспальной кровати под самодельным балдахином из лилового шелка. С полдюжины свечей стояли на полу и одна на подоконнике.

— Не волнуйтесь. Все хорошо. Давайте деньги.

Последняя фраза отчасти вернула его в нормальный мир.

— Все в порядке. Я не хочу… Я просто хотел убедиться, что все в порядке.

Из-за ширмы донесся смех — смеялась та самая немолодая женщина, с которой ушел Уир.

— В порядке. Дальше некуда.

Она обошла ширму и встала рядом со Стивеном.

— Странный у вас друг. Я взяла его вот так, — она сжала рукой пах Стивена, — а он отпрыгнул.

Женщина засмеялась:

— У него эта штука длинная, мягкая, я дотронулась до нее, и он заплакал.

Она была старше, чем думал Стивен. В свете свечей он разглядел ее лучше, чем в передней комнате. Женщина села на кровать, подтянула юбку к животу, затем легла и раздвинула ноги. Никогда еще не доводилось Стивену видеть голой женщину ее лет. Она окунула пальцы в чашку с обеззараживающим раствором, провела ими по рытвине между ногами, по жестким волоскам и алой плоти, разделившейся от привычного прикосновения.

Стивен начал отступать от нее, совсем как Уир. Но тут же рассмеялся. Потянулся к молодой женщине, взял ее за руку.

— Вы, мадемуазель, — да. Иначе ничего.

Пожилая встала с кровати, одернула юбку, подступила к нему. Стивен почувствовал, как рука ее ложится на передок его брюк. Пальцы женщины скользнули внутрь, вытянули то, что ей требовалось, — так мясник достает из лотка кусок мяса и кладет его на разделочную доску. Стивен почувствовал, как губы женщины смыкаются на нем, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отпрянуть от ее слюнявых уст. Он поднял взгляд и увидел, что молодая женщина раздевается. Она выступила из нижней юбки, свечи озарили белые округлости ее ягодиц, и Стивен почувствовал, как оно зашевелилось во рту ее матери.

Та встала, улыбнулась, держа в ладони его отвердевавшую плоть.

— Англичанин, — сказала она и ушла за ширму.

Стивену и в голову не приходило, как нелепо он, наверное, выглядит. Кожа его грозила порваться, растянутая почти до прозрачности накачиваемой под нею кровью.

Девушка улыбнулась ему с кровати. Грудь у нее была маленькая, округлая. Она сидела, вытянув перед собой ноги и сложив руки на животе. Простыня на постели отсутствовала.

— Разденьтесь, — сказала девушка.

Он немо подчинился. И теперь стоял перед нею голым. Девушка была терпелива, — привыкла, наверное, иметь дело с неуклюжими военными.

Стивен разглядывал ее. Он не прикасался к женщине почти шесть лет. Эта была красива. В темно-карих глазах ее играл свет; тело дышало жизнью. Юное, ничем не поврежденное. Стивену захотелось утонуть в ней, поглубже зарыться под ее кожу и там забыть о себе. Она была покоем и нежностью, возможностью любви и продолжения людского рода.

Сделав к ней шаг, он вспомнил день, когда другая женщина вот так же лежала перед ним нагой, раздвинув ноги, и он поцеловал ее там, раскрыл ее языком, — словно отмыкая дверь, ведущую в самую глубь ее естества. Вспомнил ее потрясенный прерывистый вздох.

Он уничтожился в ней, расчистил завалы ее страстей и желаний, вселился в ее тело, облекся им. Отдал ей на хранение — ее любви и доверию к нему — все неразрешенные противоречия своей жизни. Быть может, он прежний так и живет в ней, преданный и неисцеленный.

Тело — это всего лишь плоть; но Изабель, отняв у него свое тело, не просто лишила его желанной плоти: она заставила его почувствовать себя брошенным.