Михаил Найдич: Утренняя повесть

— Сто общих тетрадей испишу! — весело сказал Денис…

Над Днепром низко пролетел самолет, военный биплан. Но тревога не коснулась наших сердец. Я и подумать не подумал, что многих первых людей никогда не узнает Денис. Не суждено ему было узнать, что первым узником Освенцима станет польский гражданин Станислав Рыняк (лагерный номер 31), что первым человеком, совершившим космический полет, будет гражданин Советского Союза Юрий Гагарин. И многое, многое другое. Первое.

Пройдет три года, и в одном из тыловых госпиталей, на Урале, я встречу старого полковника и с трудом узнаю в нем отца Дениса. Мы будем стоять у подоконника, взволнованные встречей, оба на костылях. Иван Дмитриевич достанет из кармашка фотографию. И я узнаю своего друга, стриженного, в солдатской гимнастерке, с орденом Красного Знамени на груди. Орден старого образца — не на колодке, а на винте. Такими награждали первые два года войны. Не за каждый подвиг.

Иван Дмитриевич бережно спрячет фотографию.

— Погиб он весной… в марте. Захлебнулась атака роты. Попали ребята под артогонь, не оторвать от земли. И надо было кому-то подняться… Денис поднялся…

— Первый?

— Первый…

Я лежал на горячем песке и, как все люди во все времена, не знал, что будет через три года и даже через три минуты. Впрочем, главное я знал: будет солнце, такое же щедрое, река, люди…

Возле лодочной станции группа парней запела аргентинское танго, послышался перезвон гитары. Тогда этот инструмент не был столь модным, как в наши дни, но гитара всегда гитара.

Уткнувшись разомлело в песок, я слушал пение.

По пляжу, перепрыгивая через тела, размахивая желтым сачком, бежал Ростик. Что это с ним?

Денис поднял голову.

— Сережка-а! — издали закричал Ростик. — На пристани пароход «Тимирязев» стоит. Там Людка с Олькой, они просят, чтобы ты прибежал повидаться. Еще десять минут стоянки.

— Беги! — в один голос сказали друзья.

Я вскочил и поднял с песка брюки, я же не Фимка Соколов, чтоб щеголять при народе без них.

Со стороны пристани раздался гудок.

— Беги без штанов, ничего страшного, — крикнул Борис.

— Поздно, пожалуй, — вздохнул Денис.

Пристань была недалеко, но ее не видно: река здесь делает поворот. Видны лишь верхушки подъемных кранов, будто протянутых для железного рукопожатия.

— Поздно, — повторил Денис. — Сейчас появится «Тимирязев»… Давайте, хлопцы, махнем на Фантазию, он же пройдет рядом. Мы бросились в воду, Ростик с нами.

— Куда? — строго сказал Денис. — Оставайся и карауль одежду.

О том, что мальчишка без посторонней помощи может и не доплыть до Фантазии, он промолчал.

Мы плыли рядышком, голова к голове. Еще недавно я считал дни и постоянно прикидывал, где находится «Тимирязев»? В верховьях? У моря?

И вот он здесь, сейчас пройдет мимо.

Фарватер как раз пролегал между Зеленым с одной стороны и островками Капитанкой и Фантазией — с другой. Ближе к Фантазии.

Мы вышли из воды. Я бросился к оконечности острова, туда, где пустынно, где камни.

Волна-игрунья начала добираться и сюда.

Большущий пароход, белый, в каплях воды и солнечных искорках, надвигался спокойно и напористо. Чистый, как утро. На двух его палубах — пассажиры. Где же Люда? Наверное, и она там?

Я не знал. Ничего я не знал. Только стоял среди острых камней и махал рукой, будто умолял взять на борт меня, потерпевшего кораблекрушение. В эту минуту «Тимирязев» показался мне огромным, слегка надменным парусником — фок, грот и бизань его до отказа набиты бакштагом. Замечательным ветром. Который дует в корму, чуточку под углом.