Михаил Анохин: Проклятая повесть

«Дело», о котором я хочу рассказать, еще не окончено, да и «дела», в юридическом смысле, нет никакого. То есть ни в прокуратуре, ни в следственных органах МВД нет папки с крупно начертанным словом: «Дело» – номер такой-то.

В этом нет ничего удивительного; не по каждому факту смерти заводят уголовное дело, ведут расследование. Настолько очевидными кажутся причины смерти, настолько они обильны и повседневны, что власть и люди принимают смерть как неизбежное, должное. Пословица утверждает, что «смерть не за горами, а за плечами», и вечно актуальными являются слова: «Помни о смерти». Но многие ли помнят?

Такая папка, только без номера, поскольку единственная, есть у меня. Хотя по строгим законам криминалистики из неё следовало бы «выделить» несколько самостоятельных «дел»: «Дело об экстрасенсе таком-то…», «Дело о поисках святых мощей», «Дело о…» Господи, сколько таких больших и крохотных «дел» накопилось в этой папке за «проклятые годы!»

Но я не криминалист, а журналист, у меня своя логика, свои причины искать связи между явлениями, своя методика обоснования мотивов преступлений и доказательств. У меня иные, чем у следователя доказательства, но самое главное, – мне очень часто приходилось думать о смерти.

Нет, на меня не совершали разбойные нападения в подъезде, не посылали угрожающих писем и записок. Меня сживали со света по-иному. Как?

О том еще придется говорить куда более обстоятельно, так что повременим.

В этой папке собраны факты. В ней, по понятным причинам, нет протоколов допросов и прочей, непременной для криминалистики, документации: все это заменяет логика художественного повествования. Факты, таким образом – «остов», «костяк», «скелет» предлагаемой, – повести. А «мясо» и «нервная система», оживляющая эти факты, целиком на моей совести.

Первый листок в эту папку я положил за год до самоубийства журналиста, имя которого в этой повести, да и все остальные имена, я изменил по вполне понятным причинам. Потом, как это бывает всегда, появились в этой папке другие имена и фамилии, о которых я раньше ничего не знал, но неумолимая логика расследования заставила познакомиться с ними и составить собственное представление о них.

Через некоторое время мне открылся совершенно незнаемый мной мир, как бы параллельный миру бизнеса, политики. Но так казалось вначале, на самом же деле, вопреки законам элементарной геометрии, все эти миры пересекались, и в местах этих пересечений (я их для себя назвал – «узлами событий»), происходили вещи, выпадающие из понятий здравого смысла и причинно-следственных связей.

Когда я нащупал эти «узлы» и стал осторожно их трогать, тогда «заискрило» вокруг меня, и чувство самосохранения заставило отступить. Я замкнулся в четырех стенах и стал писать эту повесть, понимая, что мое «дело» только начато, и неизвестно, закончится ли когда-нибудь вообще.

Можно сказать, что вся эта история, началась с рутинного редакторского задания написать статью о состоянии культуры в городе.

На самом же деле «узлы событий» завязывались вокруг меня гораздо раньше, может быть, раньше моего рождения, но почувствовал я, ощутил физически действие этих «параллельных миров» во второй половине девяностых годов, когда раз за разом попадал на хирургический стол. Камни в моих почках образовывались с регулярностью, удивлявшей врачей, и это несмотря на совместные усилия их и меня остановить грозный процесс разрушения почек.

Если бы я завел папку тогда, то она так и называлась бы: «Камни в почках». Но я уже говорил, что у меня была одна единственная папка, без всякого названия и номера. Вначале я думал, что это будет просто дневник…

Ну, не просто, а подробно, день за днем, излагавший факты мой жизни и жизни людей, с которыми я встречался. Я уже тогда понимал, что есть «узлы событий» и нужно было научиться чувствовать, когда происходит просто событие тебя не касающееся, а когда завязывается тот самый узел. Очень скоро я понял, что завязывается он не без моих усилий!

Я тяну свой конец, и чувствую сопротивление другого конца. Так получается «узел». Если нет этого сопротивления, то и узел не вяжется, то есть прошло событие явно для меня не предназначенное, хотя и с моим участием.

Это подзатянувшееся вступление я прерву и перейду к фактам.

Итак: на дворе стоял март 1997 года. Помнится, это задание редактор дал на бегу и потому не расслышал моего саркастического вопроса: