Дмитрий Руденко - Станция Университет

На следующий день артистическая элита собралась на открытии танцевального клуба Антона Табакова «Пилот» [137] «Пилот» открылся 24 октября 1993 года. . Клуб для тех, кто любит летать, был готов к открытию уже в сентябре, однако провести церемонию помешал путч и непосредственная близость нового клуба к Белому дому. На входе в клуб, занявший весь бывший Дом культуры имени Ленина, чересчур дотошная охрана с пристрастием обыскивала каждого гостя, а вслед за этим приглашенных ожидала получасовая очередь в гардероб. Однако молодые знаменитости без обиды восприняли происходящее: Федор Бондарчук, одетый в красный пиджак, мило перемигивался с подругой «арт пикчерзов» Ликой Стар, чьи расклешенные черные брюки и декольтированная блузка приковывали взгляды мужской половины собравшихся. Вход был платным для всех, кроме избранных и девушек, знавших пароль: «я — парашютистка». Гостей ждал платный фуршет, не отличавшийся экзотикой. Стакан сока стоил три доллара. Гости плясали под музыку в стиле techno и acid. Как всегда, среди них были Богдан Титомир и солист группы «Моральный кодекс» Сергей Мазаев, с некоторой отстраненностью наблюдавший за происходящим.

Попал в газеты и Саша Остапишин. Первым из нас. Произошло это, правда, из-за несчастного случая. В день, когда первый снег покрыл московские улицы, Саша разбил свой БМВ-318. В «Коммерсанте» происшествие было описано так: «Поздно вечером 21-летний Александр Асташин, водитель БМВ, двигаясь на большой скорости по проспекту Мира (напротив Рижского вокзала), не справился с управлением, вылетел на встречную полосу и столкнулся с КамАЗом (фамилия водителя пока неизвестна). Водитель иномарки не пострадал, однако одна из его пассажирок, 30-летняя Светлана Копылова, получила перелом ноги, а вторая пассажирка, 21-летняя Валентина Костюкова — ушибленную рану головы. Пострадавшие доставлены в ЦИТО» [138] Коммерсантъ, 1993. 18 ноября. . Забавно было то, что, во-первых, Остапишина обозвали Асташиным, а во-вторых, что Валентин Костюков был не пассажиркой, а пассажиром. Мы вырывали газету друг у друга из рук, а Саша в тот день смотрел на нас немного свысока.

К зиме мы уже неразлучно проживали с Севкой на Керамическом. Я спал на раскладушке, а мой друг — на ГДРовском желтокоричневом диване-книжке, который, щелчком раскладываясь в двуспальную кровать, никогда не распрямлялся полностью, образуя посередине между своими двумя покатыми половинами глубокую ложбину, в которую с непременным дискомфортом обязательно скатывался спящий [139] ГДРовский — произведенный в ГДР. .

На полу у изголовья друга стопкой высились книги — «Сага о Форсайтах» Голсуорси, «Осень в дубовых лесах» Казакова, «Хазарский словарь» Павича и «Властелин колец» Толкиена. Их Севка чередовал, беря в руки то, что отвечало настроению, но непременно прочитывал все от корки до корки. Вечерами Севка листал свое, а я читал «Спорт-Экспресс». Перед сном мы перебрасывались парой фраз:

— Ну, как тебе старики Форсайты?

— Ничего, — довольно мурлыкал Сева, шурша страницами бессмертного произведения. — А у тебя что?

— Марадона похудел и ослаб, Роберто Баджо забил сто голов, Айртон Сенна выиграл Гран-при Австралии, Грецки сделал четыре передачи, Христо Стоичков вырвал для «Барсы» победу, а Мигель Индурайн снова обещает выиграть Тур де Франс, — отчитывался я.

— А Гомоляко [140] Хоккеист, прославившийся не только своей фамилией, но и мастерством, а также габаритами — рост 198 см, вес 115 кг. В то время — игрок челябинского «Трактора». забил? — интересовался Сева.

— Нет, промахнулся!

Однажды Сева рассказал занятую историю, ее он вычитал в одном из больших романов. Сталин позвонил по телефону в редакцию молодежной газеты, и заместитель редактора сказал:

— Бубекин слушает.

Сталин спросил:

— А кто такой Бубекин?

— Надо знать, — швырнул трубку Бубекин.

Сталин снова позвонил ему и сказал:

— Товарищ Бубекин, говорит Сталин, объясните пожалуйста, кто вы такой?

После этого случая Бубекин пролежал две недели в больнице, лечился от нервного потрясения.

— Не хотел бы я при Сталине жить, — сказал я. — Всего-то сорок лет с тех пор прошло. Люди из тридцатых и сороковых, как бы они нам позавидовали. Теперь ведь все наоборот: на дворе — абсолютная свобода. Как в джунглях, каждый за себя, никаких законов!

— В истории такое редко случается.

— Интересно, долго это будет продолжаться?