Юрий Герт - Ночь предопределений

— Гром и молния! — завопил он, увидев Феликса, и первым бросился к нему. — Это он!..

Их с Сергеем окружили. Спиридонов лез обниматься. Карцев хлопал мощной своей дланью Феликса по плечу и спине. Рита подлетела и с разбега — второй раз в этот день — чмокнула его в губы.

Оказалось, что всех встревожило исчезновение Феликса, решили идти его искать, а заодно и выкупаться, это как-то сплелось и перемешалось, купанье и поиски, и уж там действительно ли все отправились на розыск или встреча случилась сама собой, кто его знает, да и что за важность?..

В небе стояла огромная луна, и берег светился, и море искрилось…

— Какая вода! — ахнула Вера, скинув босоножку и пробуя пальцами мелкую, косо накатывающую на берег волну. — Говорят, здесь днем не купаются: слишком жарко, можно получить воспаление легких. Это правда?..

— Правда, — сказал Феликс. — Так говорят. А мне самому как-то не случалось тут купаться.

— Ну, что вы! — сказала Вера. — Вода-то какая… Прелесть!

Карцев разделся в сторонке и уже брел по воде, с шумными проклятиями на каждом шагу вытягивая ноги из илистого дна, покрытого густыми водорослями. Он уходил от берега все дальше, но вода едва доставала ему до колен. Бек испытывал дно шагах в тридцати от него, но тоже без особого успеха. Девушки укрылись за развалинами, оставшимися от какого-то строения на берегу, — возможно, от одной из сторожевых башен, которые значились на старом плане крепости. Спиридонов, раздевшись, почесывал впалую грудь, поглядывая то на луну, то на бутылку портвейна, дразняще блестевшую возле самых его ног.

— А вы купаться не будете? — спросил Сергей.

У Феликса не было плавок, лезть в воду в трусах было неловко.

— А я попробую, — Сергей виновато улыбнулся. Его, вероятно, смущало то, что он оставит Феликса в одиночестве. — А хотите, можно эту лодку на воду спустить?

— Где там, — сказал Феликс. — Она прикована.

Ему вспомнился вчерашний вечер, та же сумасшедшая луна, Айгуль — и эта лодка, днищем вросшая в усыпанный хрусткими скорлупками берег… Но Сергей внезапно раздавил, как ракушку, эту полную смысла метафору.

— Вряд ли, — сказал он и запустил руку в клубок ржавых цепей, свисавших у носа лодки. Вскоре замок, лязгнув не защелкнутой на ключ дужкой, упал плашмя на песок. Цепь заворчала, нехотя поддаваясь ловким рукам Сергеями улеглась рядом с замком. Сергей, скинув брюки и рубашку, налег на лодку, Феликс уперся с другого борта — и они стронули ее с места и поволокли к воде. Спиридонов помогал им, но дыхание у него сбивалось, в груди булькало и хрипело; недостаток подточенных алкоголем сил он стремился компенсировать энтузиазмом.

В конце концов лодку удалось столкнуть, в нее усадили Риту и Веру и поволокли дальше, по мелкому дну, хохоча, поминутно оскальзываясь и падая. Феликса тоже уговорили забраться в лодку.

Он закатал штанины выше икр, сбросил рубашку. Сергей где-то добыл весла (кажется, в тех же развалинах), и Феликс, орудуя одним из них, как шестом помогал вывести лодку на вольный простор. Немного спустя он сел за весла. Мужчины брели позади, с чавканьем выдирая ноги из ила. Все были облеплены грязью, все чертыхались, хохотали и были похожи на веселых дьяволов. А девушки в лодке, свесившиеся через борт и плескавшие в них водой, — на озорующих, облаченных в купальники русалок.

Феликс осторожно греб, стараясь не посадить лодку на прибрежную мель.

— А вы смешной, — сказала Рита, обернувшись. Она поддела краем ладони поверхность воды и, смеясь, обрушила на Феликса веер брызг. Феликс тоже рассмеялся, но не выпустил из рук весел. Его лицо, плечи, грудь — все было мокрым. Она прищурилась, проказливо нацелилась на него глазами — и снова, черпнув из-за борта, окатила его водой. Ей словно хотелось, чтобы он бросил весла, отвернулся или по крайней мере заслонился. Но он продолжал грести, после каждой пригоршни воды только мотая головой и смеясь.

Ему вдруг и вправду сделалось смешно. И как-то легко. Легко, беззаботно. Как будто одним поворотом рычажка у приемника сменили программу. Вода холодила кожу, по всему телу разлилось ощущение бодрости, силы. Оно не исчезло и потом, когда лодка наконец вышла на глубинку и он то греб не спеша, то притормаживал, покачиваясь на прибрежной зыби, а вокруг раздавались плесканье и смех, и над водой влажно взблескивали чьи-то плечи, руки, взбивающие пену тела. И оттого, должно быть, что повсюду стояла глубокая тишина, заполняя и небо, и землю, кипящий возле лодки гомон был так разбойно громок, и столько было в нем беспечного молодого веселья…