Юрий Герт - Ночь предопределений

Он не спал, но временами ему казалось, что он спит, и он уже не мог отличить то, что ему приснилось, от того, что было наяву.

И точно так же, не сознавая, это явь или сон, как бы находясь между тем и другим, посредине, он услышал, когда «рафик» уже притормозил у гостиницы, что Статистик, районный инспектор Казбек Темиров, — убит.

Страшна в этой истории была не только смерть Казбека Темирова, страшна была ее совершенная нелепость.

Накануне вечером он поехал в аул, километрах в тридцати-сорока, на шилде к своему давнему другу — у того невестка родила первенца. Веселье затянулось. Темиров заночевал в ауле. Наутро он и другие гости отправились домой. Ехали двумя машинами. В дороге у одной что-то сломалось, пришлось остановиться. Пока шофёры чинили мотор, кто-то предложил пострелять в бутылку — на меткость. И здесь Темиров случайно задел рукой ружье, которое держал, готовясь к выстрелу, один из его спутников, Ораз… Пуля пробила Темирову сердце. Домой его привезли мертвым. Произошло все это два или три часа назад.

Рымкеш, поминутно всхлипывая, с красными от слез глазами, рассказала им обо всем, стоя на крыльце гостиницы, и повторила еще раз в кают-компании, где все они толпились, не расходясь по своим номерам. Феликс не заметил, когда исчезли Жаик и Айгуль, — должно быть, в то время, пока остальные, в полнейшем ошеломлении, проталкивались следом за Рымкеш по тесному коридору.

То же самое, не считая подробностей, услышали они в той же кают-компании от старухи-уборщицы и двух командированных, которые прилетели утром и по пути в гостиницу завернули к дежурному в райисполком. Там, несмотря на ранний час, собралось много народу, и они узнали о случившемся. Возможно, именно эти парни в цветастых рубашках, степенно прихлебывающие из пиалушек горячий и крепкий, хорошо заваренный чай и рассказывающие о том, что им было известно, с вежливым участием посторонних, — возможно, именно они, а не Рымкеш и не растерянная, испуганная уборщица, вдобавок скверно говорящая по-русски, заставили Феликса поверить, что все, что случилось, произошло на самом деле, а не является обрывком бессвязного, нелепого сна.

Первым опомнился Сергей, — то есть не то чтобы опомнился, он, перешагнув порог кают-компании, сразу даже и не сел, а рухнул на табурет, как если бы его больше не держали ноги, — но, как бы там ни было, он первым овладел собой и заговорил, начал задавать вопросы, и его светлые глаза из диких каких-то, диких и одурелых, постепенно делались все более ожесточенными, пронзительными, в них появился стеклянный блеск. Он появился, заметил Феликс, в тот момент, когда Рымкеш упомянула о Сарсене — среди тех, кто был с Темировым. Тут Сергей впился в нее глазами, переспросил раз и еще раз, и начал допытываться, откуда взялось ружье, и чье оно, это ружье, и как, в каком положении оно выстрелило, начал задавать вопросы, на которые Рымкеш, разумеется, не могла ответить, как не могла ответить и на вопросы, которые принялись ей задавать Карцев и Спиридонов.

Сами по себе вполне естественные и уместные, эти вопросы казались Феликсу сейчас неестественными и неуместными, даже кощунственными, так как подменяли то страшное И непоправимое, что случилось, мелким и несущественным — обстоятельствами, которые этому сопутствовали. Но раньше, чем он успел что-то по этому поводу сказать, у Веры с отчаянием в голосе вырвалось:

— Ах, ну какое, какое это теперь имеет значение!..

И Гронский, до того не проронивший ни слова, сказал:

— Девочка права… — Он хотел что-то прибавить, но только с горечью взглянул на всех и опустил глаза. — Абсолютно никакого значения, — пробормотал он.

Рымкеш, внезапно разрыдавшись, ушла.

Бек о чем-то спросил уборщицу, которая нерешительно топталась на пороге с веником в руках. Она ответила и тоже вышла.

— У Рымкеш сын шофером, на одной из тех машин, — пояснил Бек. И с укоризной посмотрел на Сергея.

— А я почем знал, — хмуро отозвался Сергей. Слова Бека его, казалось, не тронули, как и слезы Рымкеш.

Оба приезжих встали и тихонько удалились из комнаты, перед тем старательно смахнув со стола крошки и составив, одна в другую, пиалушки на подоконнике. Дверь за ними плотно затворилась.