Паоло Джордано: Одиночество простых чисел

— Ты что, и вправду ни разу в жизни не водил машину?

— Да, ни разу.

— О, тогда нам не повезло, — сказала Аличе, наклоняясь к нему. Маттиа отметил, что ее волосы повисли точно по вертикали относительно центра Земли. Кофточка приподнялась на животе, и он увидел верхний край татуировки, которую когда-то — тысячу лет назад — рассматривал вблизи.

— Ты такая худая, — задумчиво произнес он.

Аличе резко выпрямилась, но потом притворилась, будто ее не задели его слова.

— Худая? Нет, — сказала она, пожав плечами, — Такая же, как всегда. — Она снова наклонилась и указала на три педали.

— Смотри, это сцепление, это тормоз, а это газ. Левую ногу держи только на сцеплении, а правой действуй по обстоятельствам.

Маттиа рассеянно кивнул. Его отвлекал запаха ее шампуня, щекотавший ноздри.

— Ты что-нибудь знаешь про передачи? Нет? Это нестрашно, тут все написано. Первая, вторая, третья. Думаю, разберешься, — продолжала Аличе. — Чтобы поменять передачу, нажми на сцепление. Чтобы тронуться с места, медленно отпускай сцепление, одновременно нажимая на педаль газа. Готов?

— Не знаю, — ответил Маттиа, нервничая, как на экзамене. Так уж вышло, что он хорошо разбирался только в том, что составляет его науку: в упорядоченных и трансфинитных [17] Трансфинитный — находящийся за пределами конечного (мат.) математических понятиях. Обычно люди, взрослея, обретают уверенность, а он, наоборот, терял ее, не надеясь когда-либо компенсировать потери.

Мысленно он оценил расстояние до скамеек на другом конце парковки. Метров пятьдесят, самое меньшее. Даже если взять резвый старт, все равно хватит времени затормозить…

Решившись, он медленнее, чем надо, повернул ключ в замке зажигания, отчего стартер неприятно заскрежетал, осторожно отпустил сцепление, но на газ нажал без должной силы, и двигатель заглох.

Аличе рассмеялась:

— Почти получилось. Теперь все то же самое, но в другом темпе.

Маттиа глубоко вздохнул и попробовал еще раз.

Машина рывком сдвинулась с места.

Аличе велела включить вторую передачу.

Он послушался и прибавил скорость.

Примерно в десяти метрах от стены он сделал крутой поворот на сто восемьдесят градусов — так резво, что обоих откинуло в сторону, — и вернулся на исходное место.

Аличе захлопала в ладоши.

— Ну, видел? — воскликнула она.

Маттиа выписал еще один круг, ничуть не шире прежнего, хотя в его распоряжении была вся пустынная парковка.

— Поезжай прямо, — предложила Аличе. — Выезжай на дорогу.

— Но ты с ума сошла!

— Давай, тут никого нет.

Маттиа крепко ухватился за руль вспотевшими руками. Он почувствовал, как адреналин поступает в кровь, чего давно уже не случалось, и на минуту увидел себя как бы со стороны: ведет эту огромную машину со всем ее содержимым, со всеми этими механизмами, смазанными маслом, и Аличе так близко, рядом, что-то говорит ему, объясняя, что делать… Именно это он представлял тысячу раз, а может, и больше. Ну, не совсем так, но на мелкие различия вряд ли стоит обращать внимание.

— О'кей, — сказал он и направил машину к выезду с парковки. Там он притормозил, посмотрел в обе стороны, осторожно повернул руль и налег на него всем корпусом, как делают дети, когда воображают, будто ведут машину.

Потом он выехал на дорогу. Солнце стояло низко, за спиной, и отражалось в боковом зеркале. Стрелка спидометра показывала тридцать километров в час, мотор гудел неровно, напоминая дыхание животного.

— Хорошо веду? — спросил Маттиа.

— Очень хорошо. Давай теперь переключай на третью.

Маттиа внимательно следил за дорогой. Аличе воспользовалась этим, чтобы рассмотреть его вблизи. Это был уже не тот юноша, что на снимке. Кожа не такая гладкая и не такая тугая, на лбу появились тонкие морщинки. Утром он, несомненно, брился, однако новая щетина уже проглядывает на щеках черными точками. От прежней стройности не осталось и следа, хотя Маттиа нельзя было назвать полным.

Аличе вспомнила, как она любила сидеть рядом с ним, прижавшись к его плечу. А теперь она будет испытывать те же чувства или уже не способна?

Она попробовала поискать сходство с девушкой, которую видела в больнице. Однако по прошествии нескольких дней воспоминание о ней сделалось еще более расплывчатым. Детали, которые, казалось, так совпадали, теперь вызывали сомнение. Волосы у девушки были, наверное, немного светлее. И Аличе не помнит ни этих ямочек на щеках, ни бровей, таких густых на концах. «Как же я объясню ему?» — задумалась она и впервые всерьез испугалась, что ошиблась.