Кирилл Гольцов - Дом на цилиндрах

— Вот теперь, думаю, полный порядок. Давай-ка, глотни ещё из термоса! — Один из спасителей снова вручил мне матовый цилиндр и, выпив всё, что там оставалось, я глубоко вздохнул и подумал, что, пожалуй, о таком всего час назад не мог и мечтать.

— Покажите-ка горло! — Женщина приблизилась и заглянула мне в рот, потом посветила маленьким фонариком в глаза и удовлетворённо кивнула: — Всё в порядке, можете одеваться!

Я уже хотел ответить, что, собственно, у меня ничего нет, когда веснушчатый пожарный повесил мне на плечо семейные трусы, испещрённые разноцветными геометрическими фигурами, и застыл рядом, держа на согнутых руках просторные бежевые брюки, белую футболку и закрытые, с массой отверстий, ботинки. Последние, надо сказать, пришлись весьма кстати, так как, несмотря на все усилия, ногти на моих ногах чернели весьма нелицеприятно.

Мимо нас промчалось несколько машин, но ни одна не притормозила. Я проводил их тоскливым взглядом, отметив, что на месте огороженного дома, в котором мне довелось провести с Андреем всего сутки, уже ничего нет: дым, чернь, покосившийся остов печи и возвышающееся как памятник колодезное кольцо. У меня было мелькнула мысль, попытаться предупредить пожарных об опасности столкновения с моим бедным помешавшимся другом, но, оценивая ситуацию трезво, надо было признать, что он погиб. Разве что, всё-таки как-то сумел чудесным образом выпрыгнуть, но даже в этом случае я не видел для него никаких возможностей укрыться от стихии, кроме той, чтобы присоединиться ко мне. Но на мокром островке я был один.

— Здесь всё вокруг полыхает на много километров. Торфяники, лес, жара… прямо-таки невыносимое сочетание, которое не может закончиться благополучно. Считайте, что спаслись буквально чудом, и, несомненно, запомните это лето на всю оставшуюся жизнь! — весело выговаривала женщина, пристально меня разглядывая. — Боюсь, пара ожогов останется, но мы их сейчас смажем и ничего страшного!

Я кивнул и невольно отметил, что одежда мне в самый раз. Если предположить, что они специально возят её с собой для погорельцев, то слишком уж хорошо сумели мгновенно подобрать её на глазок. Вещи же, хоть и новые, судя по качеству, были далеко не самые дешёвые, что опять вызвало у меня множество вопросов и подозрений. Кроме того, в карманах брюк что-то лежало, но я не решился вытащить и посмотреть (мало ли как всё после этого может обернуться), справедливо полагая, что мне всё скажут. И когда я облачился в застёгивающиеся на липучки добротные ботинки, аккуратно поинтересовался:

— Это сейчас, что, так всех спасают — моют, одевают? Или я чего-то недопонимаю?

— Ты у нас здесь был единственным клиентом, поэтому всё к твоим услугам! — лучезарно улыбнулся веснушчатый пожарный, и я увидел, как некрасиво, падая друг на друга, растут у него нижние передние зубы.

Поняв, что ничего кроме общих фраз в ответ мне не получить, я мотнул головой и поинтересовался, кто, как и когда сможет меня доставить к цивилизации.

— Да вот прямо сейчас и поедем. Куда же вас девать? Не здесь же бросать, — рассмеялась женщина, которая уже намазывала мне кожу на руке чем-то жирным и неприятно пахучим.

— А ваши имена можно узнать? Вы буквально спасли мне жизнь, а я даже не знаю, кого благодарить… — робко поинтересовался я, проглотив так и вертящийся на языке вопрос о том, почему же всё-таки, повозившись со мной, они не хотят помочь коллегам и только уже потом, опустошив запасы воды и пены, везти меня куда-либо.

— На нашем месте любой бы поступил так же, мы одна семья. Поэтому просто благодари пожарных за то, что они есть, — серьёзно произнёс второй спаситель и посмотрел на застланное дымом небо.

— Хорошо. И куда вы меня сейчас? В больницу?

— А зачем тебе туда? Какое-то недомогание? — участливо спросил веснушчатый и тут же расплылся в улыбке: — Нет, всё в порядке. Поэтому довезём тебя, докуда сможем, а там уже сам разбирайся. У нас, как ты понимаешь, и без этого полно забот. Вот, кстати, скоро должен и глава района собственной персоной прибыть. Надо же и перед ним мелькнуть!

Понимая, что неопределённость, видимо, неотъемлемая спутница моего последнего времени, я больше не стал пытаться ничего уточнить, а предпочёл просто следить за развитием событий. В любом случае, кроме как с ними, никуда отсюда выбраться я не мог, поэтому качать права было попросту глупо.

— Давай, забирайся в машину. Едем!

Я неуклюже вскарабкался на двойное переднее сиденье, хлопнули двери, и, развернувшись, мы устремились через дым и черноту к далёкому, свободному от леса, горизонту. Вскоре пожарная машина миновала знакомую кучу песка, прошла полосу рвов, которые, насколько можно было судить, помогли мало, и помчалась дальше. Какое-то время я следил за дорогой и с интересом рассматривал слетающиеся, как стрекозы, вертолёты. Потом мои глаза стали слипаться, и, несколько раз вздрагивая и пробуждаясь, наконец у меня перед глазами появилась церковь. Та самая, в которой мы виделись с Андреем. Только у алтаря стоял не священник, а висело такое же большое, как на пожаре, страшное лицо с отвратительной ухмылкой. Оно что-то быстро и громко говорило, но разобрать слова было невозможно, хотя паства, стоящая плотными рядами дальше, похоже, всё прекрасно понимала и в нужных местах прерывалась и осеняла себя крестным знамением. Только какие-то странные у всех руки — сморщенные, выкрученные, зато одежда новенькая с торчащими тут и там бирками. Может, просто так падает свет от почему-то непомерно больших свечей, пылающих по сторонам и лижущих своим неистовым огнём иконы. В одних уже треснуло стекло, другие почернели и деформировались, но, похоже, на это никто не обращал здесь никакого внимания. Потом ужасное лицо посмотрело прямо на меня, и, выдержав паузу, что-то раскатисто выкрикнуло. Тут же прихожане, все как один, обернулись, и я увидел страшные обожжённые лица, космы дымящихся волос и пронзительные белки без зрачков. Голос за их спинами снова загремел, и на этот раз мне всё было понятно: «Вы все погибли в пожаре, а он — нет. Разве это справедливо?»