Кирилл Гольцов - Дом на цилиндрах

— Нет! Не мешай!

Мои руки взметнулись вверх, пытаясь разогнать дым, а по сторонам, словно обрамляя величественный тоннель, стали появляться исполинские кресты, концы которых извивались и словно кивали, призывая идти всё-таки в обратном направлении. Что это? Может, какой-то знак свыше и впереди меня, несмотря на все надежды, ждёт исключительно разочарование и беда. Можно ли верить этим символам и придавать такое же значение, как предписывает церковь? В таком аду, несомненно, приходится уверовать во что угодно… Но здесь у меня перед глазами почему-то встал размытый образ малыша, давящегося крестиком и отчаянно пытающегося позвать на помощь родителей. Но ничего не получается — движения ребёнка замедляются, и он умирает, и Андрей ничего не может поделать. Откуда это? Наверное, какое-то представление, оставшееся в голове с той поры, когда друг рассказывал мне о постигшей его семью трагедии.

— Путь к смерти, вот вы что! — всхлипнул я, и, словно услышав меня, кресты взорвались по бокам клубами дыма и вскоре стали просто сочащимися волнами мутной пелены.

Ужасное лицо ещё какое-то время внимательно за мной наблюдало, словно сомневаясь, сделать ещё попытку сбить меня с пути или она будет бессмысленна. Потом оно стало уменьшаться в размерах, размываться, постепенно превращаясь в туманный облик человека в плаще и с нимбом над головой, который, раскинув руки, обернулся покосившимся крестом, больше напоминающим просто букву «х», и наконец все видения неожиданно пропали, как и сам дым. Вскрикнув, я поскользнулся и со всего размаха рухнул во что-то хлипкое и мокрое. В голове у меня помутилось и, наверное, на какое-то время я потерял сознание — мне показалось, что на миг, но могло быть и иначе. Потом, тяжело приподнявшись, я убедился, что достиг вожделенного чёрного пятна и, по крайней мере, на какое-то время нахожусь здесь в безопасности. По ощущениям это было словно маленькое болото: подо мной хлюпала вода, и о его рукотворной природе говорили разве что островки белых, постепенно оседающих хлопьев. Машины или чего-то подобного видно не было, и насколько я мог нащупать, следы шин или гусениц отсутствовали. Впрочем, наверное, их и не могло быть — насколько я видел, струя била на внушительное расстояние и сейчас там, где предположительно могло находиться транспортное средство, всё было во власти островков огня.

Перевернувшись на спину и обессилено распластавшись по центру, я очень надеялся, что вода в какой-то момент не закипит и не сварит меня заживо. Ведь вряд ли от этого я, как в сказках, помолодею или произойдёт ещё что-то прекрасное. Скорее, даже наоборот: я ясно видел перед собой стол с трёхлитровой банкой, где в воде плавают креветки и торчит кипятильник. Сначала ничего не происходит, потом они начинают волноваться и в панике метаться, всё белеет, пенится и вот неожиданно очищается, закипая. Теперь креветки двигаются, повинуясь только колыханиям воды, а их почерневшие глаза отражают бездну и смерть. Интересно, такие же красные тела получаются при воздействии на человека огня или кожу сразу разъест ужасными рытвинами и она спечётся, как яблоко?

Кажется, я перекатился на другой бок и услышал где-то вдали шум, напоминающий стрекотание вертолётов. Или это полыхают кусты? Нет, просто трепещутся на лёгком, освежающем ветерке недалеко от чудного прозрачного озера. Камыши колышутся, но я помню, что собирать и нести их домой не надо, — многие почему-то верят, что они предвещают смерть. Лучше никого этим не беспокоить. Но огромные, переливающиеся всеми цветами радуги в лучах солнца стрекозы, не верят и с удовольствием садятся на неторопливо качающиеся, острые листья. Дыма нет — всё так, как должно быть. Я развожу камыши руками и вижу, что на другом берегу возвышается огромная гора, но, приглядевшись, понимаю, что это на самом деле больше похоже на аэрогидродинамическую трубу или даже в разы увеличенную железнодорожную цистерну, поставленную вертикально. Здесь нет ничего пугающего, только нечто озадачивающее своей бессмысленностью и дурным предзнаменованием. Но кто это там наверху? Я долго силюсь и не могу разглядеть, а потом неожиданно какая-то моя часть стремительно взмывает вверх и передо мной стоит Виолетта. Она не плачет, но лицо удивительно серьёзно и торжественно. Девочка смотрит вниз, туда, где я смутно могу различить застывшего в камышах себя. Потом открывает рот, несколько раз порывается что-то сказать, но не находит нужных слов. Злясь на себя, ребёнок топает ножкой, подходит к самому краю и только тут кричит: «Дядя Кирилл! Стойте там, не поднимайтесь, это может быть очень опасно, я прыгну сама!» Мне вдруг кажется необычайно важным оказаться сейчас там внизу и в себе, чтобы предостеречь и ответить: «Ни в коем случае не двигайся, сейчас я приду за тобой и заберу туда, где тебе ничего не будет угрожать». Почему-то вернуться не получается, я мечусь и прихожу в отчаяние от бессилия, но Виолетта, кажется, каким-то образом смогла расслышать мои мысли и, отчаянно замотав головой, закричала: «Нет, нет! Тогда мы погибнем вместе, а я этого не хочу. Но если со мной всё-таки что-то случиться, пообещайте позаботиться о моей кукле. Её зовут Эльвира и она самая красивая…»