Кирилл Берендеев - Дом в Коптевском переулке

Берендеев Кирилл

Дом в Коптевском переулке

И ничего больше не помню о ней, Катерине Петровне.

Зыбкой, воздушной тенью колыхнулась в воздухе моей жизни и сникла.

Нежная рука с темной родинкой около пульса... кисейные оборочки, ленты... голубая книжечка "Кернер", вы, поэтической меланхолией объявшая далекие мгновения моих дней, может быть, потом, много лет спустя, в бурном и сумбурном потоке зазвенела и ваша тихая струя?

Тэффи.

Моего друга зовут Андрей Кокарев. Мы с ним знакомы с самого детства, сколько себя помню, столько и его рядом с собой. Он на два с небольшим года меня старше, но это не никогда не мешало нашему общению. Не смог воспрепятствовать нашей дружбе ни подростковый максимализм с его тайными обществами и закрытыми группами, ни вольный ветер, шумевший в наших головах после окончания школы, когда мы разошлись в выборе вузов для продолжения учебы, ни моя женитьба на одной из общих знакомых по песочнице, ни короткий брак с ней, ни бестолковый развод.

Мне тогда было двадцать пять, когда мы разошлись с Верой, ей столько же. За три года отношений, то связывающих, то непримиримо разделяющих нас, мы успели пережить едва ли не все, что только бывает между супругами: от мучительного чувства недостаточности любой нашей близости, через долгий медовый месяц гармонии к полному взаимному пренебрежению, порой доходящим до отвращения такой степени, что находиться в комнате с человеком, (к которому еще совсем недавно буквально бросал, связывающий прочнее стальных канатов, любовный магнетизм), просто невозможно отныне, самая мысль о необходимости дышать тем же воздухом буквально приводила в отчаяние, рождая злость на того, в ком еще вчера до дрожи в пальцах, до покалывания в сердце, отчаянно нуждался. Ныне же, через девять лет с развала нашего брака, чувства притупились. Я так больше и не женился, а Вера второй раз испробовала на себе узы брака и вновь неудачно. После этого мы стали перезваниваться друг с другом, нерегулярно, но достаточно стабильно, и так же редко встречаться, обычно на нейтральной территории, в гостях, или уж в самом редком случае у нее дома. До большей близости, которое хоть в чем-то могло бы компенсировать прошлые наши отношения, дело так и не дошло. Обходились случайными встречами на стороне, о чем с патологической искренностью не рассказывали, - докладывали друг другу. И этим медленно ворошили прошлое, точно надеясь найти в давно потухших углях малейшую живую искру.

Начинала всегда она, завершал всегда я, так у нас повелось с давних времен, и странный ритуал этот, не менее странно сближал нас. Пожалуй, я мог бы с некоторой уверенностью в голосе назвать Веру, своей подругой. И еще, она иной раз очень выручала меня в самых неожиданных ситуациях, а еще чаще рвалась помочь, хотя большею частью в ее помощи я не нуждался совершенно. Более всего Вера старалась, особенно после моего нового сближения с Андреем, чтобы я меньше оставался наедине с самим собой; при этом существование моего друга, человека, на которого я мог положиться в любую минуту и в любой ситуации, ей упорно отметалось. Она странным образом ревновала меня к Андрею. Точно боялась, окончательно остаться в одиночестве, потеряв все, некогда составлявшее главное ее жизни.

Я не понимал, почему Вера так относится к моему другу, отчасти валил это на непостижимую здравому уму женскую логику, - в самом деле, порой ее доводы поражали меня своей абсурдностью, порой вызывали приступы дурацкого смеха, - отчасти считал отголоском нашего неудачного супружества. Все то время она была для меня единственной и неповторимой, может быть, поминая те годы, Вера хотела оставаться такой же и сейчас. И, меж тем, не то в шутку, не то всерьез говорила - вот оно, еще одно подтверждение взбалмошности женского ума - точно о деле решенном, о моей женитьбе на ком-то из общих знакомых.

- Тебе давно пора заняться собой, - говорила она, по стародавней привычке ероша мне волосы, - а то ты похож невесть на что. Возьми хоть Нину из пятого подъезда, ну чем не пара. И давно уже, чуть не со школьной скамьи на тебя глаз положила. Сошелся бы с ней.

Думаю, пойди я, в самом деле, к этой Нине, Вера была бы попросту шокирована моим поступком. И в то же время, на словах выражая свое "фэ" тем, что я "ношусь с Кокаревым, как курица с яйцом", не сделала и единого шага, дабы воспрепятствовать моим визитам к нему. Лишь говорила мне с пренебрежительной снисходительностью: