Итак, что делать дальше? Ехать домой? Но у меня нет ключей, да и, наверное, это первое место, которое будет держать под особым наблюдением Хельман. Направиться сейчас в квартиру отбывшего в командировку друга? Та же проблема. И тут мне почему-то стало очевидным, что можно посетить Бориса Захаровича и его горластую трубу. О нашем знакомстве вряд ли мог узнать кто-то посторонний, да и дельный совет мне вовсе не помешал бы. Я смутно помнил, что до Жуковского ходят какие-то автобусы, но ни номеров, ни мест остановок не знал, поэтому решил, что не случится абсолютно ничего страшного, если я совершу путь на электричке, тем более что торопиться мне абсолютно некуда.
Спустившись вниз, я сразу оказался зажат в толпе, двигающейся почему-то в четырёх направлениях одновременно. Стало жарче, если такое вообще могло быть, и в нос вместе с гарью ударил резкий удушливый запах жареных кур. Особого ветра не ощущалось, но указатель, висевший напротив, почему-то нещадно качался из стороны в сторону — никогда не приходилось видеть ничего подобного. Может, кто-то подпрыгнул и ударил по нему или случайно задел чем-то длинным? Впрочем, неважно. С трудом обойдя семью с массой сумок, я втиснулся в двери налево и, пройдя черепашьим шагом немного вперёд, чуть не рухнул, не заметив под ногами невысокую лестницу. Дальше шла палатка с какими-то резиновыми страшилками и, как ни удивительно, иконами, но мой путь лежал дальше — к кассам и, через турникеты, под причудливую крышу вокзала, которая защищала от парящего солнца, но не царящей вокруг духоты.
Пока я проделал эти незамысловатые действия, взмок настолько, что казалось, будто меня окатили ведром воды. К сожалению, в карманах не было платка, а денежные купюры явно под эти цели не годились, поэтому я встал в тамбуре электрички, отправляющейся до платформы «Сорок седьмой километр» через несколько минут, и просто ждал, приметив одиноко оставленную в углу пивную бутылку. Вообще-то меня всегда раздражали люди, которые что-то суют в двери поезда, однако в такой духоте это показалось единственной возможностью хоть как-то освежиться. Правда, рядом находилась туалетная кабинка, и хотя, как я знал, в Москве и области действовала санитарная зона, запахи из-за грязной запертой двери неслись ещё те. Тем не менее, заглянув сквозь окна двери через состав, я увидел в соседнем тамбуре группу весёлых и явно пьяных молодых людей, поэтому посчитал своё нахождение там, где есть, меньшим из зол.
Мимо медленно продефилировал грузный машинист, которого по синей рубашке с большим пятном пота на спине я сначала принял за работника милиции, и только потом разглядел небольшие железнодорожные погоны. Кажется, жара измочалила его настолько, что он шёл в полубессознательном состоянии и в любой момент мог упасть в обморок. Оставалось надеяться, что это не он будет машинистом. Впрочем, как я сразу же сам себе напомнил, в кабине обязательно должен находиться второй человек: он, как правило, выходит, обозревает платформу и нажимает кнопку закрытия дверей, приговаривая: «Трогай». Не могут же оба одновременно отключиться? Нет, конечно, это просто жара, а не какой-нибудь газ.
Захрипел громкоговоритель, привычно предупредил о бдительности, возможности терактов на транспорте и внимательности к огню и сообщил, что следующая станция Электрозаводская. Я аккуратно перекатил ногами пивную бутылку к самым дверям и в последний момент столкнулся с вбежавшей в электричку бабушкой, явно представляющей какой-то храм. Она осуждающе на меня посмотрела, что-то пробормотала впалыми сморщенными губами и, войдя в вагон, начала громко рассказывать о каких-то церковных праздниках, выпавших именно на сегодня, завершив малопонятно к чему относящей информацией, что службу ведёт блаженный Кондрат. Тем не менее многие пассажиры зашевелились и начали дружно подавать ей в небольшой чёрный ящичек, на котором со всех сторон были неровно нарисованы кресты. Я оторвался от созерцания этого удручающего зрелища, несомненно, направленного на восстановление или расцвет какого-нибудь очередного храма, которыми и так всё было запружено вокруг. С сожалением подумав, что эти люди могли бы потратить эти деньги на несоизмеримо более нужные и важные вещи, я подошёл к двери и, встав чуть боком, начал наслаждаться небольшим ветерком. На голых руках, как нарывы, вздулись огромные волдыри пота, которые я, содрогнувшись, вытер о брюки и постарался не обращать внимания на липкий блеск кожи. Надо будет, как выйду, купить каких-нибудь гигиенических салфеток и бутылочку воды, иначе могу и не дойти. А вот курить не хотелось точно, разве что немного вздремнуть.
Читать дальше