В день похорон старейшей актрисы МХАТа, я поджидал режиссера одного небольшого театрика. Он опоздал на полчаса. Это был пухлый человек маленького роста, с круглой лысеющей головой и широким губастым ртом. Он казался мне то пучеглазой рыбиной, то Шалтай-болтаем. Мы прошли в его кабинет.
— Зачем вы пишите в стихах? — воскликнул он дискантом, садясь напротив и сверля меня взглядом. — Сейчас никто не умеет читать стихов. Ко мне приходят наниматься актеры — они ничего не умеют. Ходить не умеют, говорить не умеют… лезут отовсюду, как… тараканы. Я не знаю, что с ними делать… Учить их? Но это не моя работа… Учить их должны в другом месте, другие люди, — возмущался он, подпрыгивая в кресле. — И как вы хотите, чтоб я это поставил? Нет, там все очаровательно, все прелестно, но тема!.. Вы знаете, чего требует ваша тема? Нет? Я вам расскажу. Я только сейчас был в Германии на фестивале… И вот Гете «Фауст»! Там свет! там декорации! там под зрительным залом раздвигается пол, и все видят бушующий ад! Понимаете? Вы сидите в кресле, а под вами ад! Вот чего требует ваша пьеса! Где? Где я вас спрашиваю, я возьму денег на все это? У меня несколько готовых спектаклей. Я не могу их поставить. Нет денег даже на костюмы. Вот смотрите, — и он разрыл на столе кипу бумаг, — вот эскизы костюмов. Все готово. Но, где деньги? Каждый костюм — тысяча долларов! А их тут десятки! Я уж не говорю о вашей поэме… Это ведь поэма, не пьеса. Вы принесли поэму! Есть у вас деньги на постановку?
— Нет, — признался я.
— Ну… — сразу сник и «сдулся» Шалтай-болтай. — О чем тогда говорить…
— У меня есть еще одна…
— Давайте, — вздохнул он безнадежно.
Я протянул папку. Пучеглазый открыл ее и тут же захлопнул, словно увидел в ней очередного «таракана».
— Опять в стихах! Вот что. Идите к театральным деятелям. Там есть одна дама, она ведет семинары молодых драматургов… Раз в год они выезжают на природу. Хотя, что это такое?.. Был я у них… Читал… Ничего… Ничего особенного. Да и вообще нет ничего… Казалось бы, если ты драматург, писатель — затворись, уйди от мира в покой и тишину, в одиночество, и пиши. Твори шедевры! А они… они там водку пьют… Сходите, голубчик, туда… Вы человек молодой, привыкли, небось, на все рукой махать. Так тоже нельзя… Подождите, появится у вас профессиональная злость…
И я отправился в союз театральных деятелей.
Меня встретила очень приятная эксперт-дама лет пятидесяти с добреньким личиком и бархатистым голосочком. Приняв мои поэмы, дама велела наведаться через пару недель. Через месяц она извинилась, ссылаясь на нерадивость рецензентов. Прошел еще месяц, еще и еще, и, наконец, через полгода она встретила меня совсем неприветливо.
— Рецензия готова, — зло процедила она, — но дать ее вам я не могу.
— Почему? — удивился я.
— Только за деньги.
— За деньги?! Но позвольте… хотя бы прочесть…
После некоторого раздумья, она бережно раскрыла синюю папочку, вынула оттуда несколько машинописных листков и протянула их мне.
Я пробежал глазами. Одна из поэм признавалась удачной и подходящей для сцены.
— Хорошая рецензия, — сказал я. — Почему же тогда…
— Мы ничего не можем вам предложить, — отрезала эксперт-дама.
— Как же, но ведь рецензия хорошая…
— Самое большое, это удостоить вас внимания, — она кивнула на рецензию.
Я взглянул на нее, и меня поразили ее глаза. Как я мог сразу не заметить такую ненависть? «Она инопланетянин! — догадался я. — Ее цель: уничтожить культуру и заменить ее другой, инопланетной…»
— Сейчас законы диктует рынок, — втолковывала эксперт-дама. — Репертуар формирует зритель…
— Но почему вы уверены, что зрителю это не понравится?
— У вас есть деньги на постановку?
— Нет…
— Ну вот, видите…
— Тогда возьмите хоть на далекую перспективу…
— Ни брать, ни печатать, ни ставить мы вас не будем, — решительно проговорила эксперт-дама, давая понять, что разговор окончен.
— Тогда хоть верните рукопись.
— А вон, — кивнула она, — ищите там сами…
Я подошел к забитому рукописями старому покосившемуся серванту и, вытянув наугад первую папку, увидел свои поэмы.
— Нашли? — не поверила эксперт-дама.
— Нашел…
«Раз удалось так быстро отыскать рукопись, стало быть, делать здесь нечего», — твердо решил я и выбежал, не попрощавшись.
И понял я вот что. Сейчас, когда всякий пишет и сочиняет, литература стала не нужна. Десятки, сотни тысяч писателей и поэтов осаждают редакции тысяч и тысяч журналов. В результате никто не читает не только эти журналы, но и вообще ничего. Тем более этих поэтов. Они и сами-то себя не читают. Только пишут…
Читать дальше