Журнал Поляна - Поляна, 2014 № 02 (8), май

«Блюбэ» так и не дождались.

Я не послушался Пророкова и все же решил разведать почву для поступления в Литературный институт. К Истокову я обращаться не стал. Не было уверенности, что он меня помнит, да и шанс был упущен.

Снежным вечером, я проник под своды приемной комиссии. В холле меня встретила миловидная секретарь. Узнав, что я желаю поступать, она покраснела, как садовая роза, и, на ходу призывая Пал Палыча, выбежала в коридор. На ее крик из четырех дверей повалил народ, и все они принялись оглядывать меня с чрезвычайным любопытством. Один из них, маленький, лысоватый, с бородкой клинышком предложил мне стульчик и уселся напротив.

— Вы желаете поступать, молодой человек? — спросил он лукаво.

— Желаю.

— Что пишите?

— Поэзию.

— А-а, — разочарованно протянул он, — поэзию желаете изучать… поэзию на халяву, — и переглянулся с остальными. Те закивали, мол, и этот туда же, и потянулись обратно в кабинеты.

— Нет, отчего же на халяву! — обиделся я. — Могу и заплатить.

Пал Палыч сразу оживился.

— Шестьсот долларов в год.

— Ого! — не сдержался я. — Прилично.

Незадолго до этого я отучился в техническом вузе пять с половиной лет совершенно бесплатно, мало того мне самому платили стипендию, на которую, правда, нельзя было прожить, но можно было хотя бы получить… Поэтому эта, в принципе ничтожная сумма, повергла меня в шок. В то время, я думал осчастливить мир сиянием своего таланта и уж совсем не предполагал платить за это деньги. Я был готов не брать денег с них и считал, что этого вполне достаточно.

— Не такая уж серьезная сумма, — подбадривал меня Пал Палыч, — за целый год. Подумаешь, каких-то пятьдесят долларов в месяц. Смешно даже!

Но платить за учебу в литинституте мне показалось дикостью. И я начал склоняться к тому, что Пророков был прав.

— Я подумаю… — сказал я. — А что нужно для поступления?

— Триста стихотворных строк на творческий конкурс, дальше экзамены. Но если за деньги, то можно считать — без экзаменов, — искушал Пал Палыч.

— А поэма сгодится?

— Сгодится.

— Она понравилась Истокову, — сообщил я, думая, что это добавит мне вес и меня примут с распростертыми объятиями.

— А кто такой Истоков? — невозмутимо парировал Пал Палыч.

— Как же! Он у вас преподает… Лучший поэт России!..

— Лучший поэт России? У нас? Кто вам сказал? — улыбнулся Пал Палыч.

— Он сам так говорит…

— Ну, знаете, это они все про себя так говорят… Так у вас поэма?

— У меня их две.

— Давайте две, — обрадовался Пал Палыч.

— Они уже опубликованы в журнале, — интриговал я.

— Приносите, почитаем, — откликнулся Пал Палыч.

— В Интернете…

— Давайте адрес, посмотрим.

Я оставил электронный адрес «Наших сетей» и свой телефон, — на случай, если гениальность моих поэм произведет должное впечатление и с меня не потребуют денег.

Уходя, я спросил красавицу-секретаря:

— Как вас зовут?

— Катя, — ответила она.

— Я напишу поэму в триста строк и посвящу ее вам, — пообещал я и покинул священные своды.

Через неделю Пал Палыч позвонил мне.

— Ну как, надумали?.. А ваши поэмы годятся для поступления.

— Мне очень приятно, — заюлил я, — но финансы, знаете ли… как говорится… поют…

— Жаль-жаль, — раздалось в трубке. — К сожалению, в наши дни молодые люди разучились находить деньги. Хотите совет?.. Откройте любую газету объявлений. Там столько предложений от одиноких женщин… — искушающе прошептал Пал Палыч.

Я был шокирован.

Оставив затею с Литературным институтом, я предложил свои поэмы театральному миру. Я действовал непрактично и, конечно, был полон романтики. Мне хотелось славы, славы немедленно и желательно мировой.

Я очень сильно подозреваю, что в большинстве театров, куда я носил свои бессмертные шедевры, ни одна сволочь их даже не читала. Часто путь мне преграждала угрюмая охрана, которая, вызнав цель моего визита, куда-то звонила, затем принимала поэму — на чем дело и глохло. В одном из театров меня допустили к внутреннему телефону, и неприятный женский голос заявил мне, что пьес от авторов они не принимают. «Как же вы тогда работаете?» — наивно спросил я, полагая, что в каждом театре должна быть литературная часть, завлит или что-нибудь в этом роде. — «А это уже не ваше дело!» — железобетонно ответили мне.

Из Большого театра меня послали в Малый, сказав, что принимают только либретто.

— У меня либретто! — отчаянно парировал я, но дверь уже захлопнулась, и вежливый охранник повлек меня к выходу.