После нескольких вечеров Крашев уже мог тихо, плавно, но четко выполнять все операции. И в один из этих вечеров Жора дорассказал свою историю. Историю своей неудачной женитьбы. Что явилось тому причиной? Он ведь не хотел вначале рассказывать. Может, от единения, которое появилось от совместно делаемой работы, может, от белой-белой ночи, опустившейся на приполярный поселок, а может, от всего этого: и совместно делаемой учебы-работы, и белой, завораживающей ночи, и таинственности огороженной промзоны… А, может, от вида странной женщины, идущей между высоким забором этой промзоны и громадными стенами заводского корпуса?..
…Жора женился на такой же, как и он сам, детдомовке, уже окончившей училище и работавшей штукатуром. На одной из строек, где он проходил преддипломную практику, они и встретились.
— Где же вы жили? Где взяли денег на свадьбу? — спрашивал Крашев.
Когда Жора рассказывал о жене, Крашев вспоминал Анну, вспоминал о своем обещании жениться на ней и в нехитрой истории Жориной неудачной женитьбы, не признаваясь даже самому себе, уже пытался найти доказательства ненужности, бесполезности такого раннего брака, когда ты еще никто, когда нет квартиры, нет положения, нет денег, чтобы по-человечески сыграть свадьбу.
— Деньги нашлись, — рассказывал Жора. — Я говорил тебе, что жил в старом, заброшенном подвале. Его давно заняли бы чем-нибудь, но дом стоял на берегу моря, к подвалу хорошей дороги не было, в склад превратить его было нельзя. Внутри было сыро, пахло канализацией. Никому он не был нужен, кроме меня. Из досок и фанеры отгородил я себе комнатешку, где потеплее да посуше, прокинул пару электропроводов, ну и жил. А потом эти самые практики пошли. На первой учили нас кирпич класть: тычок — ложок, тычок — ложок… Поучили-поучили, а потом, как положено, мусор убирать. День убираем, два… И тут смотрю — какой же это мусор? Сплошной кирпич от старого дома. Чего зря добру пропадать? Сговорился с корешом-шофером, накидали пару машин и к моему подвалу. Оббил кирпич от старого раствора и опять: тычок-ложок, тычок-ложок… Потихоньку выгородил пару комнат. А та, что из досок, вроде как кладовка. Вот так и жил в двухкомнатной с раздельными входами и кладовой. Полный комфорт… И повадились ко мне мужики. Летом еще ничего, в подвал не очень тянет. А зимой! Скинутся на бутылку, а выпить негде. Ну, и ко мне. Открою я им ту, что побольше, там и пьют.
— Ну, а ЖЭК? — спрашивал Крашев. — Что там, власти не было?
— Сам начальник ЖЭКа приходил, — усмехнулся Жора. — Налили ему мужики. Выпил, крякнул, закусывать отказался, поматерился, что много курят, покурил со всеми да и ушел…
Жора помолчал.
— Да-а-а, — заговорил он опять. — Мельчает нынче народ. Сейчас это уже невозможно было бы. И меня бы выперли, а уж мужиков из моей «Таверны» — так они большую комнату называли — тем более. А хорошие были мужики — почти все из нашего дома. — Жора теплел взглядом. — Дядя Вася со сломанным носом, Боксером его звали; дядя Боря Алиев — крымский татарин, Шестипалый — у него на правой руке два больших пальца было, сантехником работал; Феофаниди, грек, сапожничал на нашей улице; Гусев, счетоводом или еще кем в этом же роде работал, все курей разводил, интеллигентом считался, в политике был силен, не меньше, чем в курах. Да-а-а… Пили тогда не для балдения, как сейчас. Соберутся, выпьют, закурят и — разговоры… Чего только не услышишь. Но ничего дурного. Ум и совесть не пропивали. Да и меня, как ни странно, стеснялись. Расходятся тихо. Все за собой уберут. А Боксер — дядя Вася Пирогов — бутылки соберет и мне в кладовку. Это, говорит, твоя сберкнижка… Иногда, правда, и дурачки бывали, но таких в другой раз не приводили. Вот так вот… Ну, а потом женился…
— А все же откуда деньги? — допытывался Крашев. — На бутылках свадьбу не сыграешь.
— За четыре года, что я в техникуме учился, знаешь, сколько в кладовке бутылок оказалось? Шесть тысяч штук! Вот так вот, — смеялся Жора. — Чем не сберкнижка? Договорился с одним приемщиком и по десять копеек за штуку сдал. С корешом-шофером день возились. Шестьсот рублей — копейка в копейку! Ну, а кого мне на свадьбу звать? Не пса же — директора детдомовского. Дядю Васю пригласил, шестипалого Алиева, Феофаниди-сапожника, Гусева-куроеда, почти весь дом… В «Таверне» свадьбу и сыграли. Все шестьсот рублей и вылетели. Два дня гуляли. А в понедельник утром дядя Вася: тук-тук, заходит и тысячу рублей на стол — от жильцов дома на первое обзаведение.
Читать дальше