Жозеф Кессель - Всадники

Уроз подобрал камушек и, прицелившись, швырнул в слугу. Острый кремень, задев надбровную дугу, поцарапал ее. Мокки лишь слегка пошевелился. Второй камень попал прямо в лоб. Мокки тряхнул головой, увидел, что рассвело, осмотрелся вокруг, никого не увидел, огромными ладонями прикрыл лицо, как бы защищая его от нападения, и медленно встал.

Оказавшись на ногах, он опустил руки. От удивления Уроз чуть было не ахнул. Лицо Мокки показалось ему неузнаваемым. Наивная уверенность в себе, нежная горячность, восторг в глазах, неосознанная полуулыбка на припухших губах создавали такое впечатление, словно он весь находится в лучах славы. Уроз подумал:

«Он даже, можно сказать, красив».

И еще:

«Пропустил первый намаз, а выглядит так, будто сотворил самую святую молитву и был за это щедро одарен милостью».

Мокки двинулся было к палатке.

– Куда пошел? – встрепенулся Уроз.

– За чаем, – наклонил голову Мокки.

– Не надо, – мотнул головой Уроз. – Уезжаем прямо сейчас. И так уже опаздываем.

– Но… но… Тебе же надо подкрепиться, – попытался было воспротивиться саис.

– Мне надо только закрепить в неподвижном положении кости ноги, – сказал Уроз.

Мокки пошел, срезал две здоровые ветки, остругал их и закрепил, как шинами, сломанную ногу. Потом заметил:

– Я вижу, тебе уже не больно.

Это было правдой. Но от сознания, что его вылечили руки Зирех, Урозу было противно признаться в этом и себе, и Мокки. А тот закричал:

– Ты выздоровел, тебя вылечила Зирех.

Саис закрыл глаза и с нежным, восторженным смехом повторял:

– Зирех… Зирех…

Странный взгляд Уроза его не смущал. Уроз же ведь ничего не мог знать. Он крепко спал. И Зирех нарочно так сделала… Зирех…

Мокки не переставал повторять это имя, пока Джехол, оседланный и взнузданный, не встряхнул гривой от нетерпения скорее двинуться в путь и согреться после ночного горного холода. И тут Мокки показалось, что жизнь остановилась. До него дошло, что он покидает стоянку кочевников. Его взгляд растерянно искал хоть что-нибудь, что могло бы задержать отъезд. Напрасно. У них ничего не осталось – ни мешка, ни котомки. Мокки вспомнил, что все пришлось оставить в горах.

– Чего ты ждешь? – крикнул Уроз.

– Слушай, слушай, – бормотал Мокки. – Нельзя… нельзя же уйти… вот так… прямо сейчас.

– Почему же это? – спросил Уроз.

– Да потому что… потому что… – лепетал Мокки.

Внутренне он молил Аллаха, умолял его: «О Аллах! О Аллах! Сжалься над сердцем моим и телом моим, подскажи какую-нибудь причину, чтобы нам остаться здесь еще хоть чуть-чуть».

И нашел в конце концов причину, нашел ее в той, кто был причиной его замешательства.

– Ну как же, – уже более уверенным тоном сказал Мокки, – ведь исцеление тебя нужно оплатить, разве не так?

– Я заплачу, не бойся, – заверил его Уроз. – За все заплачу.

Не спуская глаз с Мокки, он добавил:

– Заплачу, когда мы будем проезжать мимо палатки. Ну, а теперь подай мне коня.

– Вот он, вот он, – заторопился саис.

Сейчас для него главное было вновь увидеть Зирех, обменяться с ней хотя бы несколькими словами, может, прикоснуться к ней… Дальше время не простиралось.

Гюльджан низко поклонилась путникам. Она стояла в окружении мужчин. Женщины стояли в сторонке. Но Зирех среди них не было.

Заросшая травой тропинка проходила у самой речки. Была она такой гладкой, а шум воды таким ровным и певучим, что и слепой мог бы по ней пройти совершенно спокойно. А Мокки и в самом деле шагал, как слепой, хотя и с открытыми глазами. Он не видел ни золотистого утра, ни свежей долины. Он все еще пребывал в своих ночных переживаниях. Запах Зирех, вкус ее кожи, жар ее дыхания, отблески костра в ее зрачках, звук ее голоса заменили ему и растения с их ароматом, и ветер с его порывами, и солнце с его лучами, и реку с ее песнью.

Он вдруг перестал верить в то, что произошло.

Возможно ли такое, чтобы он, бедняк из бедняков, никогда не прикасавшийся к женщине, он, кому судьба батрака запрещала даже мечтать об этом, возможно ли, чтобы он, костлявый и неловкий парень, выросший из своего чапана, обладал ею, этим чудом, слышал из ее уст самые прекрасные на свете слова? Нет. Должно быть, ему приснились и эти видения, и эти слова. Просто Аллах послал ему один час счастливого безумия. А то разве не пришла бы Зирех проститься с ним?

Мокки поднес кулаки ко лбу и сделал резкий поворот вокруг. Он хотел убедиться хотя бы в одном: в том, что палатка кочевников действительно существовала. Ее не было, она скрылась за поворотом реки, стертая складками местности. Все, что осталось от нее, – так это только тонкая струйка серого дыма в дрожащем воздухе.