Жозеф Кессель - Всадники

Джехол опять стал бороться. И каждую из его новых вибраций Уроз воспринимал как сигнал, как особую речь. Он ждал самого сильного, самого яростного рывка, усилия на пределе возможностей, чтобы движением собственного корпуса помочь коню. Но в этот самый решающий момент Уроза пронзила с левой стороны, от пятки до плеча, пронзила и парализовала тем более дикая боль, что он уже успел забыть о ее существовании. Он бессильно уронил свою сломанную ногу и грузно осел в седле. Мазь Зирех исчерпала свои возможности.

Джехол больше не шевелился.

«Он подает мне знак, что пока я нахожусь на его спине, он не будет даже и пытаться высвободиться», – подумал Уроз.

И ненависть к самому себе придала ему нужные силы. Он лег на холку Джехола, вытащил здоровую ногу из стремени, перенес ее на левую сторону, вцепился в гриву коня и, повиснув на ней с согнутой больной ногой, опустился вниз и дотянулся до бревна. И снова боль, настолько сильная боль, что от головокружения и тошноты он поскользнулся единственной ногой, на которой мог стоять, и споткнулся. Оказавшись спиной к реке, он последним усилием подался всем корпусом вперед, чтобы упасть под животом у Джехола, лицом на бревна.

Он думал, что потеряет сознание. Но боль помешала ему.

Вскоре подошел Мокки. Урозу и ему не потребовалось слов. Хватило одного взгляда: прежде всего надо спасать Джехола.

Мокки встал на колени позади лошади, вставил огромные кисти между бревнами, закрыл глаза, задержал дыхание и, собрав все силы в ставших рычагами руках, коротким резким движением попытался раздвинуть стволы деревьев. Они почти не шевельнулись. Мокки с глазами, налившимися кровью, предпринял вторую попытку. Ловушка открылась на мгновение и ровно на ширину копыта. А больше и не потребовалось. Конь был свободен.

Мокки бочком-бочком прошел вдоль Джехола, схватил уздечку и, пятясь спиной, вывел лошадь на берег. Затем вернулся, поднял на руки Уроза и, балансируя им в воздухе, как шестом, перенес и уложил рядом с конем.

Уроз лежа, а Мокки стоя на коленях и по-прежнему молча, осмотрели Джехола. Над бабкой из-за трений о дерево оказался содранным кусок кожи. Ссадина слегка кровоточила. Но других повреждений не было.

Мокки обильно промыл рану и, приложив к ней пучок травы, сделал перевязку. Затем, действуя в том же направлении, укрепил шины на ноге Уроза.

А тот не спускал глаз с мостка. Два бревна… два несчастных бревна… И он не мог по ним проехать. А теперь Мокки сможет рассказать и будет рассказывать об этом всем на свете.

Уроз ногтями царапал землю, рвал пальцами траву. Нет, этого никак нельзя допустить.

Видит Пророк, нельзя!

– Посади меня в седло! – приказал Уроз, обращаясь к Мокки.

Саис повиновался не сразу. Бессильно опустив руки, он смотрел на противоположный берег и искал в себе остатки того солнца, следы того огромного счастья, которое еще совсем недавно не покидало его. Однако ничего от него не осталось. Ни единой искорки. Бурная речка разделила его жизнь пополам, как делила она вот эту долину. Зирех на той стороне, а он на этой. Был ли у них шанс когда-нибудь увидеться вновь?

– Ну? – произнес Уроз.

Мокки усадил его на коня и пошел по тропе.

Это была узкая полоска каменистой земли, протоптанная в траве людьми и копытами животных. Она вела прямо к горному массиву, закрывавшему горизонт с запада, к огромному, дикому плато без вершин и углублений.

«Дорога простая и такая, что и ребенок не заблудится, – сказала Гюльджан. – За мостом всего одна дорога пересекает всю долину. А потом она переходит в тропу, одну-единственную, по которой вы легко перейдете горы. А там прямо выйдете на старую бамианскую дорогу… До города два дня пути, не больше. Можешь мне верить… Мы знаем эту дорогу наизусть».

Уроз помнил эти слова и верил женщине-великанше. Она не зря командовала в этой группе кочевников. Послезавтра они будут в Бамиане… в Бамиане… А это уже половина пути.

Джехол осторожно шел за Мокки. Уроз натянул поводья, как будто конь шагал слишком быстро.

«Полпути… – думал он, – уже полпути… А как же обстоят у меня дела?»

Мокки, сутулясь, опустив голову, скорее тащился на полусогнутых ногах, чем шел. Уроз подумал:

«Мне уже совсем было удалось… он меня возненавидел… Захотел получить коня… и в сердце его зародилась мысль о преступлении… А тут появилась эта шлюха. Теперь он только о ней и думает… Кобель несчастный… Тряпка, дурак… Теперь все надо начинать сначала… Но как?»