— Дожились, за все месяцы — одно письмо… Делай кофе черный на двоих.
— Идет, — сказал Колька. — Значит, забыли. А куда ты шкаф дел? В том году еще здесь стоял.
— Выбросил, Колька. Зачем эта рухлядь?
В дверь постучали.
— Не открывай! — прошептал Колька.
— Да ты что, ты что? Это же кто-то из соседей. Давай! — крикнул начальник.
Дверь приоткрылась, неуверенно заглянул мужчина лет пятидесяти с небритой физиономией.
— С приездом!
— А-а, Митрофанович, заходи!
Митрофанович откашлялся и просунулся в
комнатку побольше, уставился на Кольку.
— Да заходи, заходи. Снимай, Колька, тушенку, сгорит ведь!
Колька снял, стал резать хлеб, собирать на стол. Сполоснул кружки.
— Ну, по скольку? — повернулся начальник к Митрофановичу и встряхнул четвертинкой спирта.
— Да, господи, — умиленно простонал Митрофанович, проглотил слюну и развел руками.
— Ясно, — весело сказал начальник, — тогда все зараз.
— Правильно, — быстро согласился сосед, — да меня и Шура ждет. Она у меня не любит это, я ведь на минутку. Мы ждем, ждем, каждый день ждем, а тут слышу — вернулся, наконец. Дай, думаю…
Кольке же от трех кружек кофе захотелось спать. Он залез в спальник на раскладушке и под разговоры уснул.
Утром Сергей Анатольевич сказал:
— Ну, брат, надо как-то жить начинать, а? — посмотрел на Кольку и снял с вешалки теплый свитер. — Держи, и брюки — тоже. Ничего, ничего, заправишь в сапоги — и сойдет до магазина. Или вот что, давай-ка вот ботинки теплые надевай, мне они малы, а тебе сейчас в самый раз.
— Но…
— Никаких но! После бани, после парикмахерской пойдем шапку купим, а то прямо дикобраз ты какой-то. Да и мне не мешает, — начальник почесал бороду. — Веничек, что ли, у Митрофановича попросить.
Они вышли из темного барака на крыльцо, на солнечный свет, на первый зимний снег. А когда их глаза смогли что-то разглядеть, они увидели, как из остановившейся против барака машины вышли два милиционера в новенькой зимней форме и направились прямо к ним.
— Вот и все, — прошептал Колька, а начальник вздохнул…
А потом начальник писал характеристику на Кольку на десяти страницах. И о том, что Колька трудолюбивый, и о том, что понимает тайгу.
и хороший товарищ, и т. д. Писал и о том, что знает Кольку третий год и просит оставить его с ним. А он, Сергей Анатольевич Курчаткин, обязуется глядеть за ним в оба и обещает, что Коля Усов кончит восемь классов, а впоследствии и геологический техникум.
— Да-а, — сказал воспитатель детприемника, прочитав характеристику. — Ты бы рассказал, Коля, про своих друзей, про тайгу. Я ведь по-настоящему-то в ней и не был. Так, иногда под выходной выберусь на Пагель, на мормышку подергать.
— Знаю, — Колька вытащил руку, на которой сидел до сих пор, и махнул ею пренебрежительно. — На Пагеле тоже можно, но не интересно, рыбаков из города всегда понаедет…
— А там, в Хибинах, что — интереснее? Отряд ведь там стоял?
— Да.
— Ну, вот и расскажи мне про отряд, про тайгу. Какая она?
Колька вздохнул, опять засунул руку под себя, поерзал, но все же стал рассказывать. Об отряде, о тайге, о начальнике. Он чувствовал, что дело это бесполезное. Разве можно вот так сразу взять и рассказать. Он что-то говорил и о моряке, руководителе кружка при Дворце пионеров, и об учителе географии, об Олеге говорил. В общем обо всем, что вспомнилось в это утро. Но уже вяло, без интереса, перескакивая с пятого на десятое, и, наконец, совсем умолк с глубоким вздохом.
Какое-то время они сидели и молчали, прислушиваясь к шуму и хохоту, доносившемуся из класса.
— Ну, что ж, Усов, — сказал воспитатель, — иди. Пришли мне Гирусову.
— А что сейчас в классе?
— В классе? Лекция. Работник горбольницы проводит. Алкоголь и курение — яд для детского организма. Интересно? Ну, иди, иди. Гирусову не забудь прислать.
Когда Колька ушел, воспитатель поднялся, прошелся по комнате, снова сел за стол.
— М-да, — одной рукой отодвинул папочку скоросшивателя, в которой уместилась вся жизнь Николая Усова, другой — потер переносицу. На минуту закрыл глаза. И вдруг увидел много живых людей. Кто-то из них был похож на старичка — учителя географии, кто-то на руководителя кружка «Полный вперед!», кто-то на Колькиных родителей… Были здесь и другие люди: хорошие и не очень, равнодушные и те, что писали (сквозь пальцы он видел последнюю страницу дела) характеристику, и фразу начальника: «…прошу оставить Николая Усова со мной, а я обязуюсь…»
Читать дальше